Сначала мне пришло в голову, что мой покойный друг позволил себе замогильную шутку, и я понял ее и оценил по достоинству. Однако через несколько дней мне поступила записка от его душеприказчиков, в которой было сказано, что в доме Брагдона, в кладовой, нашли большую коробку, полную книг и бумаг, а на крышке была приклеена карточка с моим адресом, и тут я заподозрил: что если у моего покойного друга совсем уж разыгралось воображение и он возомнил, будто обладает литературным талантом?
Я тут же ответил душеприказчикам, что прошу срочно отослать мне эту коробку через транспортную контору, и стал ждать ее не без интереса, а также, признаюсь, тревоги: меня немало удручают опусы иных моих приятелей, обделенных литературным даром, но маниакально приверженных сочинительству, что же до Брагдона, то наше длительное с ним общение никогда не приносило мне ничего, кроме радости, и я очень боялся после его смерти в нем разочароваться. Я считал Тома поэтом в душе, но едва ли мог вообразить себе написанное им стихотворение; что я смогу переварить вышедшие из-под его пера рассказ или краткий очерк — сомнения не вызывало, но слабых стихов я боялся как огня.
Короче говоря, я ждал бы от поэзии Брагдона богатства поэтической фантазии, преподнесенной, однако, в неуклюжей манере коммерсанта. В нем привлекали непосредственность живой речи, обезоруживающая увлеченность, что же до отделанных стихов — о них я не решался задумываться. Именно из-за моих опасений коробка несколько дней простояла закрытой: громоздкая, чуждая окружающей остановке, как дубовая обшивка гроба, она пугала своим объемом и рождала печальные мысли о перешедшем в мир иной грузоотправителе; но в конце концов чувство долга взяло верх и коробка была открыта.
Она была наполнена до краев: печатные книги в красивых переплетах, тетради с записями рассказов, в которых я узнал почерк Брагдона, бесчисленные рукописи, а также — чего я больше всего опасался — три переплетенные в юфть [13] Юфть — толстая водостойкая кожа комбинированного дубления, выделанная из конской, свиной или бычьей шкуры.
записные книжки с заглавием на титульной странице: «Стихи Томаса Брагдона» и посвящением «дражайшему другу», то есть мне. В тот вечер мне не хватило духу полистать дальше, я занялся тем, что перенес содержимое коробки в библиотеку; закончив, я ощутил неодолимую потребность надеть пальто и, несмотря на плохую погоду, выйти на улицу. Даже если бы литературное наследие Томаса Брагдона было сложено в открытом поле, мне все равно не хватало бы воздуха с ним рядом.
Вернувшись домой, я не ощутил ни малейшего желания читать «Стихи Томаса Брагдона», а отправился прямиком в постель. Спал я плохо, всю ночь вертелся с боку на бок, наутро встал разбитым и усадил себя за бумаги и книги, которые мой покойный друг доверил моему попечению. И что же я там нашел! Взялся я за дело в унылом настроении, а под конец не знал, что и думать: подборка не только озадачивала — она ошеломляла.
Прежде всего, открыв том первый «Стихов Томаса Брагдона», я наткнулся на следующие строки:
ПОСТОЯНСТВО [14] Пер. С. Сухарева.
Слышал часто я о ней:
Не найти, мол, губ алей.
Что мне до всякой болтовни!
Алей я видел, чем они.
Улыбки слала ты мужчинам
Губами, что под стать рубинам. [15] Слышал часто я о ней — Губами, что под стать рубинам, — Строки из стихотворения английского поэта Уолтера Сэвиджа Лэндора (1775–1864) «Рубины» (опубл. 1846; ст. 1–6).
Помертвел их яркий цвет —
И они со мной в раздоре,
Но любви сияет свет
Мне в твоем прекрасном взоре.
Он милей мне — даже хмурый —
Губ любой смешливой дуры. [16] Помертвел их яркий цвет — Губ любой смешливой дуры. — Фрагмент популярного в свое время стихотворения второстепенного английского поэта Хартли Кольриджа (1796–1849), старшего сына знаменитого поэта-романтика Сэмюеля Тэйлора Кольриджа (1772–1834), «Она не прекрасна» (опубл. 1851, ст. 7–12), которое в 1866 г. было положено на музыку композитором Артуром С. Салливаном.
Мне показалось, что где-то я уже встречал эти строки, но где, я пока не мог определить. Безусловно, они были хороши, хороши настолько, что я усомнился, точно ли их сочинил Брагдон. Перевернув еще несколько страниц, я обнаружил вот что:
РАЗУВЕРЕНИЕ [17] Пер. С. Сухарева.
Ко мне — я жду вас, дети!
За шумною игрой
Все тяжкие вопросы
Враз прогоню долой. [18] Ко мне — я жду вас, дети! — Враз прогоню долой. — Как и указано далее в рассказе, эти строки являются цитатой из стихотворения американского поэта Генри Уодсворта Лонгфелло (1807–1882) «Дети» (1858, ст. 1–4), входящего в пятичастный поэтический цикл «Перелетные птицы» (1847–1878) и впервые опубликованного в авторском сборнике «„Сватовство Майлза Стендиша“ и другие стихотворения» (1858).
Поэма Мирозданья —
Без рифм, без мерных строк.
Гимн дивный за строфой строфу
Слагает смертным Бог. [19] Поэма Мироздания — Слагает смертным Бог. — Цитата из стихотворения «Поэма Мироздания» (опубл. 1851?; ст. 1–4) малоизвестного английского поэта Чарльза Уэлдона (ум. 1856?).
Мне дела нет, что завтра ждет:
В ночи все тьмой заволокло.
Стремлю фантазию в полет
К тому, что быть могло. [20] Мне дела нет — что быть могло. — Как и указывает рассказчик, заключительные строки «Разуверения» Брагдона заимствованы из стихотворения английского писателя, поэта и эссеиста, одного из ближайших друзей П. Б. Шелли, Томаса Лава Пикока (1785–1866) « Воздушные замки» (1851? опубл. 1875; ст. 5–8).
Читать дальше