Ольга Митюгина - Нетопырь

— Хорошо! Где?..

— В школьном сквере.

И тут загремел звонок, разрывая чарующую паутинку диалога. Учитель поспешил выйти в коридор, а девушка вернулась на свое место, задумчиво опустив голову.

Ее обступили одноклассники.

— Здорово ты его, Нетопырь! — наперебой восхищались они. — Нашего сухаря!.. Так ему и надо!

— Ты заметила, как он на тебя смотрел?..

— Ха! Да он от нее глаз не мог отвести!

— А вы видели, какая у него была физиономия, когда Элли встала? Даже вспотел!

— Задание дать забыл!

— Еще бы! Слушай, а откуда ты знаешь доказательство?

— А как ты ему лапшу на уши вешала!.. Супер!..

— Да… У тебя, оказывается, хватка, Элли! Стоило тебе в себя придти… Многих уже на колени ставила?..

Элли вскинула голову и обвела всех ребят холодным взглядом, под которым сразу увяли все улыбки и застыл смех. Погасли шуточки.

— Больше, чем вы все вместе взятые, — бросила она и вышла из класса.

Через несколько минут она вбежала обратно, льдисто-белая, волосы — солнечной тишиной по плечам.

И вскрикнула:

— Ребята, скорее!.. Кристи! Кристи!..

Все кинулись за ней, прямо в женский туалет.

Там, в луже крови, на полу валялась Кристи — беспомощно, как скомканная тряпка.

Девочка была еще жива: грудь судорожно вздрагивала, ловя воздух, по коже растеклась синева, волосы вымокли в крови и, слипшись тяжелыми колтунами, не позволяли обессиленной школьнице поднять голову.

Платье, новое модное платье оказалось растерзано, лифчик разодран, соски грудей откушены, и из ран фонтанчиками выплескивалась кровь…

Медленно, словно зачарованные, одноклассники подошли ближе. То, что они поначалу приняли за запекшуюся коросту на щеках, на самом деле было обнаженным мясом: щеки Кристи были точно, профессионально , срезаны каким-то острым, небывало тонким предметом — настолько чисто провели операцию, не повредив ни единого лицевого мускула!

Ряд оголенных, окровавленных зубов в челюстях, открытые сосуды и сухожилия… Связки, крепящие нижнюю челюсть…

Кто-то отвернулся.

Кристи умирала… На шее алел узкий и очень глубокий надрез, явно сделанный тем же орудием — и оттуда уже медленно выплескивалась оставшаяся кровь, гонимая молодым сердцем.

На гортани тоже позаботились сделать надрез, порвав голосовые связки — и Кристи не могла позвать на помощь…

— Какой ужас… — прошептал один из мальчиков. Кто-то из девочек, не сдержавшись, начал истошно, истерически вопить:

— Что вы стоите, болваны, вызовите врача, скорее!!!

Но никто не трогался с места.

Элли вышла вперед. Участливый взгляд.

Умирающая испуганно подняла на нее угасающие глаза — и из последних сил забилась, пытаясь отползти подальше. Губы ее беззвучно шевелились: «Нет! Нет!.. Лиза!.. Лиза!!. Не надо!..»

— Что с тобой?.. — встревожено и ласково спросила Элли. — Я хочу помочь. Принесите бинты, или…хоть что-нибудь!

— Не оставляйте меня! — вдруг умоляюще прохрипела Кристи. — С ней …

По телу бедняжки пробежала дрожь агонии — и девочка затихла.

— Она умерла! — испуганно вскрикнула Элизабэт. — Какой кошмар…

— Ее убили!

— Наверняка маньяк!..

— Ужасная смерть… Чем ее так?..

— Соски просто откушены! Зубами!.. А вот надрезы… Похоже на скальпель… Врача позовите! И полицию!.. — командовали мальчишки.

Лиза вышла в коридор. Никто не видел ее — и баронесса позволила себе улыбку. Удовлетворенную и насмешливую. Улыбку сытой кошки.

Сытой хищной кошки.

«О, я проучила эту юную нахалку, — с триумфом в глазах размышляла вампирка. — Тоже мне, „хищница“! Что осталось от ее красоты?.. А моя — вечна… Поделом этой наглой выскочке! Даже ее кровь не стоит того, чтобы пить ее. Нет-нет… Это — месть…»

Вампирка задумчиво рассматривала свои белые острые ногти, такие крепкие, что оставляли след в камне, и такие тонкие, что ловко справлялись с самыми сложными, тончайшими операциями… Они были лучше любого скальпеля!

Майк ждал. В фиолетовой южной ночи зажигались зеленые огни фонарей, и вокруг них сторожко дремала тишина. Из-за ворот парка едва слышно доносилось легкое шуршание проносившихся по дороге автомобилей, смех и голоса прохожих, но аллеи школьного сквера становились все безлюднее.

Майку самому не нравилось место. Не нравилось время. И совершенно не нравилась ситуация. Вся школа наверняка уже хихикает: можно представить, что за глупые слухи незамедлительно поползли по классам — величайшее изобретение человечества, сарафанное радио! И в какой нелепой роли его представляют юные нимфетки, едва оставившие кукол и вскочившие на каблуки.