Иоганн Апель - Портрет дьявола - Собрание мистических рассказов

Лишь у смертного одра моего друга получил я новые сведения, хотя и неполные. Как вы помните, пока сын графа путешествовал, отца сразил недуг, в краткий срок унесший его в могилу. Накануне своей кончины он спешно призвал меня к себе. Когда я явился, граф попросил всех прочих выйти и, оставшись со мной наедине, заговорил.

«Чувствую, смерть моя близка, — сказал он. — В своем роду я первый, кто умрет, не успев поведать своему потомку тайну, на коей зиждется существование рода. Поклянись мне не открывать ее никому, кроме моего сына. Лишь при этом условии я смогу спокойно встретить кончину».

Я поклялся ему нашей дружбой и своей честью, и он продолжил:

«Мой род, как тебе известно, очень древний, его происхождение теряется в веках. В письменных источниках первым упоминается Дитмар, участник итальянского похода императора Оттона Великого. В остальном его история покрыта мраком. У Дитмара был враг, некий граф Бруно. Согласно древнему преданию, Дитмар из мести убил единственного сына и наследника Бруно, самого же графа заточил пожизненно в ту самую башню, не до конца снесенные руины которой до сих пор видны у Монашеского Камня. Этот самый Дитмар изображен на портрете, что висит в рыцарском зале отдельно от других. Согласно фамильному преданию, портрет написан мертвецами: трудно поверить, чтобы живой человек был способен долго разглядывать эти ужасные черты, а тем более воспроизвести их на полотне. Не раз мои предки приказывали закрасить страшную картину, однако за ночь старое изображение проступало наружу, и портрет обретал прежний отчетливый вид. В том же образе, что на портрете, рыцарь и ныне является по ночам к своим потомкам и поцелуем посвящает их детей смерти; троих моих сыновей он коснулся губами. Говорят, такую епитимью {4} 4 Епитимья — наказание, налагаемое Церковью на кающегося грешника. назначил ему один монах. Но извести всех детей — не в его власти: пока высятся остатки башни, пока хоть один камень остается на камне, род графов Вартбург не пресечется. И все это время обречен бродить по земле дух Дитмара и истреблять отдельных своих потомков, не посягая на род в целом. Лишь когда руины сровняют с землей, придет конец роду Дитмара, а с ним и проклятию, наложенному на праотца. При жизни Дитмар с отеческой заботливостью взрастил дочь своего врага и выдал ее за богатого и могущественного рыцаря, тем не менее монах не снял с него сурового наказания. Зная, что его род когда-то ожидает гибель, и желая этой гибели, дабы освободиться самому, Дитмар распорядился о том, кто унаследует в этом случае семейное достояние; его последняя воля, заверенная императором Оттоном, еще не обнародована и никому не известна. Она хранится в секретном фамильном архиве».

Рассказ этот потребовал от графа больших усилий, ему пришлось умолкнуть, а вскоре силы совсем его оставили. Я передал его сыну все, что мне было поручено…

— И все же он… — не выдержал Фердинанд.

— И все же… — повторил барон. — Однако не судите ошибочно о своем достойном друге! Часто я заставал его в старинном рыцарском зале одного, стоящего перед страшной картиной, равно как и в новом фамильном зале, где он обозревал длинный, простирающийся почти на десять столетий ряд своих предков. Явно борясь с собой, он возвращался затем к портрету праотца. По случайно подслушанным обрывкам фраз, обращенных им к самому себе, я с несомненностью понял, что ему первому среди Вартбургов пришла героическая мысль искупить праотцовский грех и ценой собственной гибели освободить свой род от проклятия. Не исключаю, что к этому решению его подтолкнула неизбывная тоска по любимой невесте.

— Как похоже на моего Алльвилля! — воскликнул растроганный Фердинанд.

— Но в юношеском порыве он не подумал о своей сестре, — добавил барон.

— Как так?

— Именно поэтому я к вам и обратился, поэтому и открыл вам тайну. Как вы уже слышали, Дитмар испытывал отцовскую привязанность к дочери своего врага и, снабдив ее богатым приданым, выдал замуж за одного храброго рыцаря. Рыцарь этот звался Адельберт фон Паннер, и от него происходят современные графы Паннер.

— Да что вы говорите? Мой предок?

— Он самый! И вполне вероятно, именно роду Паннер Дитмар предназначил преемство, когда его собственный род угаснет. А посему, в качестве вероятного наследника, поспешите…

— Никогда! — вскричал Фердинанд. — Пока Эмилия…

— Этого я от вас и ждал, — прервал его барон. — Не забывайте, однако, что во времена Дитмара упоминать в подобных документах женщин было не принято. Ваше необдуманное великодушие может только повредить Эмилии: призванная к наследованию родня, возможно, не проявит, в отличие от вас, такого юношеского благородства. В качестве родственника, пусть и по женской линии, я принял необходимые меры, и я считаю более чем уместным, чтобы вы присутствовали в замке при снятии печатей, дабы заявить о себе как о единственном потомке Адельберта и тут же, без лишних сложностей, вступить во владение наследством.