Роберт Блох: Поезд, идущий в ад

Когда Мартин был маленьким, его отец работал на железной дороге. Отец не водил поезда, он был путевым обходчиком в компании CB&Q и гордился своей работой. И каждый вечер, подвыпив, он обязательно запевал свою любимую песню про «этот проезд, идущий в ад». Мартин толком не запомнил слова этой песни, но не мог забыть, с каким чувством отец пел ее.

Однажды отец по ошибке напился не вечером, а днем, и его расплющило между цистерной Пэнси и платформой AT&SF. Мартин был очень удивлен тем, что на похоронах, устроенных за счет профсоюза железнодорожников, никто не пел эту песню.

После того случая дела Мартина пошли не так хорошо, как раньше. Но он постоянно вспоминал отцовскую песню. Когда его мать сбежала из дому с коммивояжером из Ки-Кука (Отец, должно быть, перевернулся в гробу: этот тип был пассажиром! ), Мартин мычал эту мелодию про себя каждую ночь, проведенную в сиротском доме. И потом, удрав из приюта и ночуя в притонах, он тихонько насвистывал эту песенку, когда остальные бродяги уже спали.

Мартин был в пути лет пять, пока не понял, что так никуда и не приехал. Он, конечно, брался за любую работу: собирал фрукты в Орегоне, мыл посуду в одной харчевне в Монтане, надевал шины на колеса в Оклахома-Сити, воровал колпаки с колес в Денвере. Но проведя шесть месяцев в кандалах среди каторжников в штате Алабама, он понял, что у такой жизни нет будущего. Хватит плыть по течению, сказал он себе. Пора грести самому.

Он попытался устроиться на железную дорогу, но ему сказали, что времена нынче трудные, и на дороге идут сокращения.

И все-таки Мартин не мог уйти далеко от «железки». Куда бы он ни отправлялся, путешествие его обязательно происходило на вагонной сцепке. Скорее он запрыгнул бы в товарняк, идущий зимой на север при температуре минус двадцать, чем поднял большой палец на автостраде, чтобы подцепить «кадиллак», направляющийся к пляжам Флориды. Всякий раз, умостившись с банкой пива под теплым кульвертом, он размышлял о старых деньках, мыча песенку про «этот проезд, идущий в ад», про пьяный и грешный рейс, в котором шулера и мошенники, прожигатели жизни, бабники, жулики и вся веселая шайка-лейка следуют в пекло. И правда, приятно было бы прокатиться в такой славной компании, но Мартину не хотелось и думать о том, что с ними будет, когда этот поезд придет, наконец, в депо «Вход-В-Ад-Вон-Там». Ему вовсе не улыбалась перспектива провести вечность, топя котлы в аду без особой надежды на то, что Объединенный Профсоюз защитит его права. И все-таки, это был бы отличный рейс. Если только существует такая вещь, как Поезд в Ад, что весьма сомнительно.

По крайней мере, Мартин так думал до того самого вечера.

Он шел тогда по шпалам на юг от Эплтонской узловой. Ночь была темная и холодная, какой она бывает в ноябре в долине Фокс-Ривер. Мартин рассчитывал к зиме быть в Новом Орлеане или даже в Техасе.

Ему очень не хотелось туда ехать, будь в этом Техасе колпаки даже из чистого золота. Не то, чтобы он решил завязать с мелким воровством из соображений морали или, там, впал в религиозность — нет. Но заниматься этим делом было хуже, чем грешно, — просто невыгодно. Заниматься дьявольской работой и само по себе не сахар. А еще получать за нее гроши!.. Лучше уж дать себя охмурить Армии Спасения…

Мартин плелся вдоль полотна, мыча отцовскую песню, в ожидании первого поезда с узловой. На него надо было ухитриться вскочить на ходу. Другого способа не существовало.

Однако, поезд шел, громко гудя, с противоположной стороны, с юга. Мартин вглядывался туда, но глаза его не подтверждали того, что слышали уши. Это был только звук, звук и все. Хотя, нет… Это все-таки был поезд. Мартин чувствовал, как дрожит под ногами полотно, явственно слышал грохот.

Но как же это может быть? Следующая станция к югу была Нина-Мэнеша, и с нее по расписанию не должен отходить ни один поезд по крайней мере еще час.

Над головой плыли сумрачные облака, в поле и над дорогой клубился белесый туман, какой частенько бывает холодными ноябрьскими ночами. Но если прямо на тебя мчится поезд, ты должен видеть хотя бы свет прожектора!..

Не было никакого света. Был только свист, летящий из черной горловины ночи. Мартин узнал бы по гудку любой локомотив, когда-либо ходивший по дорогам Америки, однако такого голоса он ни разу не слышал. Он походил больше не на гудок, а на вопль потерянной души.

Мартин отступил в сторону, потому что невидимый поезд, был, судя по звуку, уже близко.