Пол Макоули - Наследство

Сомнений не было: он заблудился.

Роберт Толли резким движением сложил карту и выбрался из арендованного «фольксвагена» — нелегкая задача, ибо он был высоким мужчиной, начинающим полнеть, а сидения в «фольксвагене» низковаты, — чтобы получше бросить взгляд на окружающее. Он остановил машину на пятачке перед воротами в живой изгороди, чтобы не блокировать узкую, никак не отмеченную на карте дорогу. Теперь он закурил сигарету и облокотился на старомодную приступку через изгородь, глядя на кочковатый луг, и раздумывая, не надо ли просто бросить поиски и вернуться в Оксфорд.

Редкий дождь висел в воздухе, того сорта, что чуть тяжеловат, чтобы называется туманом, англичане называют его моросью. Чудно́е название, как если называть лифт подъемником, осень листопадом, или жарко-красный «фольксваген» называть Гольф, а не Рэббит. Похоже, конечно, но не то. Как и эти поля, ярко-зеленые в начале декабря, все-таки слегка отличаются от нью-хэмпширских пастбищ его детства.

Толли почти забрался обратно в машину, когда увидел две фигуры, покинувшие полог деревьев на дальнем конце поля и пошедшие поперек. Собачий лай разнесся над травой, звонко звучащий в сыром воздухе, и животное, черно-белый колли, достиг его прежде хозяев, извиваясь и пританцовывая с лаем перед воротами. Толли неуверенно отшатнулся назад и пробормотал: «Хороший мальчик, хороший мальчик», боясь, что он сможет перепрыгнуть изгородь и разорвать его новую куртку от «Берберри», а то и похуже.

Один из шагающих, мужчина, взобрался на приступок и прикрикнул на пса.

— Не тряситесь, — сказал он. В голосу чувствовался густой северный выговор. — Он не кусается.

— Может, вы мне поможете, — сказал Толли. — Боюсь, я немного заблудился.

— Спрашивайте.

Это был жилистый человек около шестидесяти лет, кепи в клеточку низко надвинуто на упругие седые волосы, дорогая камера висит на плече норфолкской куртки. Он повернулся и подал жене руку, пока она перебиралась через приступку — по крайней мере Толли предположил, что это его жена, невысокая женщина несколькими годами моложе, чем ее муж, примерно возраста Толли. Ее блестящие черные волосы были завязаны назад девчачьим конским хвостиком, шелковый шарфик выбивался над верхней пуговицей ее пальто с моховым воротником, придавая ей экзотический, цыганский вид. Она подняла руку к горлу и сказала:

— Вы американец, не так ли? У нас там сын в Бостоне.

— Гарвардский университет, — добавил муж.

Толли сказал:

— Я ищу место под названием Стипл-Хейстон. Вы его не знаете?

Они явно знали, обменявшись взглядами. Муж сказал:

— Вы, должно быть, проехали поворот. Он примерно с милю назад, грунтовая дорога и она не обозначена. Больше здесь ничего нет.

— Я так понимаю, что там развалины. Старое поместье. Я приехал его посмотреть, мои родственники со стороны отца жили там. Толли — это имя вам что-то говорит?

Они опять переглянулись. Мужчина сказал:

— Там еще кое-что сохранилось от старого поместья. Вы один приехали?

Толли объяснил, что он в разводе, а детей нет.

— Думаю, можно сказать, что я последний в роду, — сказал он, и увидел, что женщина снова притронулась к шее. — Я сейчас в творческом отпуске, — добавил он, — просто путешествую.

— О, вы, должно быть, тоже университетский, — сказала женщина. — Наш сын профессор биологии.

— Моя область — история. Специальность — итальянский Ренессанс.

— Наверное, это трудно, вы сам в Америке, а Италия…

— Ну, в UCLA изобилие документов, а в музее Гетти еще больше. — Толли улыбнулся: — Боюсь, мы скупили прорву вашего прошлого. Думаю, потому, что у нас не так уж много своего.

— Скажу вот что, — сказал мужчина. — Когда закончите в Стипл-Хейстоне, возвращайтесь и выпейте с нами чаю.

— Что ж, это очень любезно с вашей стороны.

— Никаких хлопот. Мы живем в Южном Хейстоне, всего две мили дальше по этой дороге. «Глеб-Коттедж», двумя домами дальше паба. Вы не пропустите. Приходите и повидайте нас, когда закончите в Стипл-Хейстоне, а мы расскажем вам о нем.

— Вы интересуетесь местной историей?

Женщина неожиданно сказала:

— Это ужасно печальное место, профессор Толли, ужасно печальное. Печальнее места я не знаю.

— Она думает, что очень чувствительна, наша Марджори, — сказал ее муж с улыбкой, которая показывала, что подобной чепухе он определенно не верит.

— Но это достаточно верно, — гордо заявила женщина. — Седьмая дочь седьмой дочери.