Зеркала (СИ)

Сторож с облегчением вздохнул. И тут же поднял воротник тулупчика: резкий, почти ледяной воздух на вздохе обжёг лёгкие.

Долго, притоптывая ногами, а то и прохаживаясь по переулку, ждать не пришлось. По нарастающему гуду мотора он узнал подъезжавшую спортивную машину Тимыча. Таких в посёлке больше ни у кого нет.

Машина остановилась на въезде в переулок, и из неё появился невысокий мужчина, в замшевой, подбитой изнутри мехом куртке нараспашку, в джемпере и джинсах. Шапки надеть не удосужился. Зато снег звонко заскрипел под высокими, утеплёнными мехом ботинками. Сторож быстро подошёл к нему.

— Ну, где? — спросил молодой, лет под тридцать мужчина. Он был худощав, с постоянно кривящимся от раздражения тонким ртом и небольшими, но жёсткими голубыми глазами. — Уверен, что она дверь на территорию не закрыла?

— Да, — не обижаясь на недоверие, сказал сторож. — Я проверил — точно, не закрыла. Но ты же знаешь, что нам на территорию входить нельзя. Вот и позвонил.

— Фиг вас знает, за кого вы меня здесь держите, — проворчал Тимыч. — Ладно. Пошли.

Сторож за его спиной насмешливо опустил на мгновение глаза: «За кого мы тебя здесь держим? А то сам не знаешь — за психа…» По еле намеченным, уже исчезающим следам двух женщин они добрались до коттеджа. Низ двери уже присыпало сухим снегом. Тимыч взялся за дверную ручку и повернул её. Дверь неожиданно легко открылась.

— Хм. И точно — дура, — пробормотал Тимыч.

Сторож промолчал, лишь в душе поторопил его: не дай Бог, случится непоправимое! Баба, может, и дура, но человек же!.. Прошагали тамбур коттеджа и оказались внутри, в тёмном зале небольшого холла, где Тимыч спросил:

— Фонарь при себе? Не хочу свет включать — на всякий случай.

— При себе.

— Свети давай.

Рыжий двинулся вперёд, быстро окидывая светом фонаря длинную «дорожку» под ногами и стены. «Почему не включила отопление? — машинально думал он. — Здесь такая холодрыга!.. Как она спать собиралась?»

— Стой! — негромко велел Тимыч. — Посвети налево. И немного назад.

Глазастый… Сторож сначала не понял, что такое видит. Пришлось подойти ближе и осветить стену, чтобы разглядеть. Простыня. Оттянули край — за ним зеркало. Чуть дальше оказалось ещё одно — и тоже закрытое. Рыжий растерянно пустил луч фонаря по всем стенам — ещё одна простыня… Что за?.. Перед глазами сразу похороны…

— Рыжий, — снова скомандовал Тимыч, — свети на пол.

Сторож машинально подчинился приказу. Под каждым из закрытых зеркал словно лужица натекла. Тимыч присел перед водой, хмыкнул.

— Вот они, твои десять минут. Она не сумку ставила, а зеркала занавешивала. Ладно, это мы с тобой поняли. Идём на выход в сад.

Здесь, в саду, тоже пришлось использовать фонарь: стемнело откровенно по-ночному, хотя наручные часы показывали пятый час. Даже снег, туго скрипящий под ногами, не отсвечивал. Да и что ему отсвечивать? Тучи скрылись в густой пелене быстро и тяжело падающего мохнатого снега. Следов уже не осталось — замело. Рыжему пришлось поднапрячься, чтобы визуально представить место, где дура-баба села на скамью, и повести туда своего спасителя — и её тоже! — понадеялся он.

Чуть мимо не прошли. Дура сидела уже не сверху, а на самой скамье, боком прижимаясь к спинке, чтобы не упасть. Сидела, обняв колени и ткнувшись в них лицом. Даже капюшон откинула, и волосы, полузамёрзшие, в снегу, свалялись в космы, рассыпанные по спине. Снегом её закидало так, что, не будь уверен Рыжий, что она должна быть в этом месте, наверняка бы прошли мимо небольшого снежного холма…

Тимыч, будто так и надо, за обындевевшие волосы спокойно приподнял голову женщины и сунул пальцы ей под ворот, прижав к шее и прислушиваясь. Кивнул — и Рыжий успокоился: жива!

В отворотах куртки слишком ярко забелел лист бумаги. Рыжий посветил сначала на женщину: спокойное и даже безмятежное лицо скуласто; то ли тонкое, то ли худое, но ничего так — не очень страшненькая. На первый взгляд — не старше тридцати. Потом сторож встал сбоку от Тимыча и перенаправил луч фонаря. Чётким почерком: «Ухожу сама — в здравом уме и твёрдой памяти. В моём самоубийстве прошу никого не винить».

— Ни за что не поверю, чтобы та ей заранее похороны устроила, — спокойно сказал Тимыч и, смяв листок, спрятал его в карман.

Сторож с диким изумлением взглянул на него. Спустя секунды дошло: он имеет в виду занавешенные зеркала.

— Ну, чего стоишь? — тем временем недовольно обратился к нему Тимыч. — Дай фонарь. Бери её и идём к машине.