Андрей Посняков - Первый поход

Проводив их долгим подозрительным взглядом, Альстан Ворон нетерпеливо направился к пленнику…

Немой с Худышкой покупали эль долго. Несмотря на дождь, обошли не одну деревню. Где не нравился вкус, где цвет, а где и запах. Испробовав таким образом как минимум пару кружек и немного от того захмелев, тати, плюнув, повернули обратно, решив прикупить столь необходимый для жизни напиток в ближайшей к дороге деревне. Приняв это важное решение, они завернули в деревенскую корчму, где снова начали пробовать, но, в конце концов, все-таки и купили. Худышка, икнув, встал из-за стола и, прижав к груди драгоценную баклагу, словно мамаша младенца, чуть пошатываясь, побрел на улицу. Сзади потащился Немой, тоже уже изрядно навеселе. Выйдя за околицу, запели песни. Вернее, пел, то есть пытался петь, естественно, один Худышка, Немой лишь подвывал ему, словно попавший в капкан волк.

— Здрасьте, дяденьки! — раздался вдруг позади них тонкий детский голосок. — Чего это вы распелись?

— А ты… ты кто это, а? — удивленно обернулся Худышка. — А-а-а… — протянул он, узнавая мальчишку. — Хозяйский служка. Ну, как там лохматый Теодольф? Не спился еще? Чего к нам?

— С посланием, дяденьки.

— Ну, говори свое послание.

— Велено главному передать, Альстану Ворону.

— Ну так что встал? Пошли, передашь.

Махнув рукой, Худышка и Немой обнялись и пошли к вилле, описывая по пути неправильные концентрические круги.

Ворона они ждали долго. Успело уже и проясниться, и снова пошел дождь, и опять развеялось, да и потемнело изрядно.

— Да где ж его носит-то, дяденьки? — нудно канючил пацан. — Мне уж и обратно пора давно, прибьет ведь дядюшка Теодульф.

— Смотри, чтоб тетушка Гита не прибила, — заржал Худышка. — Подсматриваешь за нею поди, негодник? А вообще, непонятно, куда это Ворон делся? — продолжил он уже серьезно. Похмелье от эля улетучивается быстро, тем более под дождиком. — Да и этих хмырей уже кормить пора… ты б сходил, Немой. А, ключи. Так запасной под лавкой лежит. Обойдемся и без Ворона, эля нам больше достанется.

Взяв ключ и бадью с варевом, Немой отпер замок. Лязгнув, открылась дверь. Вторая…

Раздались крики. Худышка и посланный Гитой пацан разом обернулись.

Из распахнувшейся словно бы от удара ноги двери эргастула вылетел Немой, размахивая руками и мыча. За ним, изрыгая гнуснейшие проклятья, показался Альстан Ворон в самом жалком обличье — измазанный землей и избитый. Под левым глазом его наливался синевой хар-роший синяк.

— Ушли… — начал было он, но, заметив посланника, тут же придержал язык. — Устроили там черт-те что, — вильнув взглядом, произнес он, кивая на эргастул. — Сидел, разбирался… Тебя чего прислали?

Пацан мотнул в сторону остальных. Мол, тайна.

— Немой, Худышка, погуляйте, — тут же распорядился Ворон. — Ну?

Посланец изложил поручение слово в слово и замолк, неизвестно чего ожидая.

— Рука, говоришь, нужна? — задумчиво посматривая на мальчишку, медленно произнес Альстан. — А вот и перстень… Эй, Худышка, Немой, давайте-ка сюда… Будет им рука. — Он недобро ухмыльнулся и быстро схватил пацана за руку. — А ну, ребята, держите его. Где там у нас нож?

Пацан вдруг закричал отчаянно и тоскливо, понимая наконец, какую глупость он совершил сейчас, последнюю глупость в жизни. Мелькнуло над ним острое широкое лезвие, и крик замер, сменившись нехорошим сипом и бульканьем…

— Рука, говоришь, нужна? — нехорошо улыбаясь, приговаривал Альстан Ворон, отрубая мертвому мальчишке левую кисть. — Будет вам рука, будет…

В дверь осторожно постучали. Встав с ложа, Гита одернула платье и хозяйским тоном милостиво разрешила войти. Дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник монах — толстенький, кругленький, со смешным венчиком седых волос вокруг блестящей лысины. Пришелец нисколько не походил на тот образ отрекшегося от мира сего отшельника, изможденного и худого, какой сложился в голове Гиты еще с самого раннего детства, скорее, напоминал простоватого деревенского дядюшку. Правда, вот взгляд его был непрост, очень непрост: твердый, чуть насмешливый, умный.