Michael - Зверь внутри

Однако пес не показывался.

— Странно, — проговорила хозяйка. — Охранник из него, конечно, дрянной, не злой он совсем, но и чтобы так… Интересно, что же он учуял?

— Не знаю, — отозвался Александр. — Может, у вас тут волки?

— Ха, волки, средь бела дня, летом в деревне, — Филипьевна искренне расхохоталась. — Сразу видно городского человека — несет всякую ерунду… Ты уж не обижайся на меня, старую…

Чуть позже прогуливаясь по огороду уже без Филипьевны (когда он проходил через двор, Тузик из конуры так и не выходил), Щуплов обнаружил в конце его, в ограде из жердей большую прореху, через которую он выбрался наружу, к обрыву. Чуть поодаль от дыры в заборе, вниз, на дно карьера спускалась узенькая тропинка. Там и сям, цепляясь упрямыми тонкими корнями за малейшие трещины в выветрившемся обрыве, росли или, вернее, пытались расти скрюченные донельзя березки. Хватаясь за них, Александр спустился вниз. Дно карьера поросло кустами. Часть из них засохла, так как болотина с дурно пахнущей водой на середине карьера наступала и уже затопила корни многих из них. Пройдя немного по извивавшейся меж кустов едва заметной тропке, Щуплов вышел на полянку, образованную расступившимися кустами. Посередине ее, между тремя большими валунами, виднелись свежие следы кострища. Там и сям, поблескивая в молодой траве, виднелись осколки стекла, видимо некогда бывшие бутылками, а также окурки и обрывки жирной бумаги, в которую, очевидно, заворачивали закусь.

Постояв в раздумьи, Щуплов двинулся дальше, вглубь кустов. Тропка, огибавшая дурно пахнущую болотину, вскоре вывела его к противоположному концу карьера, что был гораздо более пологим, чем тот, по которому он сюда спустился. Выбравшись наверх и оглядев окрестности, Щуплов прежней дорогой вернулся обратно…

В ночь перед своим первым трудовым днем он спал спокойно, без сновидений и поползновений к тому, чтобы перевоплотиться… Да в общем-то зверь в нем спал уже довольно давно: с тех пор, как Щуплов покинул Н. Нигде в дороге, ни все те две недели, что он провел у родителей, он никак себя не проявлял, словно был чувствителен к перемене места. И сначала было обрадовавшийся этому Александр вдруг с ужасом понял, что ему чего-то не хватает. Как если бы все время ел, но никогда не наедался. С этим можно было жить, но с каждым днем он испытывал все больший и больший дискомфорт.

…Возвращаясь вечером с работы по центральной улице Ясина, он стал свидетелем такой сцены: парень ругался с девушкой. Причем не просто ругался, а дело, казалось бы, приближалось к рукоприкладству. И еще он заметил, что парень был не просто на девушку зол, а зол как-то отчаянно, и во всех его криках и угрозах чувствовалась непонятная безысходность и отчаяние.

— Сволочь ты, Анька! — говорил он, хватая ее за руку. — Зачем ты так со мной?

— Отвяжись, больно! — отвечала Анька, пытаясь вырваться. Но парень держал крепко.

— И как ты могла? С ним, ну и что, что он в форме? подумаешь, мент!

— А я вот нажалуюсь Витьке, он тебя упечет в каталажку!

— Ах ты, дрянь! Так ты еще и угрожать мне будешь! И кем же? Им!

Парень занес руку, чтобы залепить девушке пощечину, но его рука оказалась перехваченной в воздухе. Тот с удивлением оглянулся и встретился взглядом с Щупловым. Для этого ему пришлось сильно наклониться, ибо роста обидчик девушек был прямо-таки баскетбольного. Не лишенное приятности лицо его, если честно, отнюдь не было отмечено печатью интеллекта.

— Шел бы ты паря, что ли, — довольно спокойно проговорил высокий. — Не видишь, что ли, люди разговаривают…

— Да уж как не видеть? — усмехнулся Щуплов.

Вообще-то он поначалу и не думал вмешиваться в ссору, придерживаясь, с одной стороны, поговорки: «Милые бранятся — только тешатся,» а, с другой, соразмерив свой рост с ростом баскетболиста и сделав выводы отнюдь не в свою пользу. Услышав же имя мента, он и вовсе хотел ускорить шаг и приготовился отвернуться, чтобы потом, если что, ни парень ни девушка не смогли бы сказать, что он проходил здесь, но, кидая последний взгляд на ссорящихся, он вдруг как следует рассмотрел девушку. А рассмотрев, встал как вкопанный. Вся его жизнь, как человеческая, так и звериная, пронеслась перед ним, и он понял, что не будет проходить мимо, трусливо отворачиваясь. И на бабника-мента ему в общем-то плевать. И только эта девушка, что, раскрасневшись, пытается вырваться из цепких лап переросшего дубины имеет значение…

«Да что это со мной?» — еще думал он, когда ноги сами несли его к спорящим… Но зверь, довольно взрыкнув где-то внутри его, не внял доводам человеческого рассудка…