Ярослав Петрашко - Черный бульвар

Молодой человек еще раз улыбнулся и кивнул несколько ошарашенному Саше.

— Я вижу. Вы удивлены? — его голос был мягким, спокойным, несколько томным. Саша совершенно, смутился и пробормотал: «Признаюсь, очень».

Тут вновь материализовался кондиционированный официант с заказом, и на столе как кинозвезда на экране появилась бутылка невероятно дорогого импортного коньяку в сопровождении принца Лимона мелкими дольками. Молодой человек взял бутылку, девственность которой была предупредительно нарушена тут же исчезнувшим официантом, и наклонил узкое горлышко к сашиному бокалу: «Позвольте, я вам налью. Надеюсь, вы пьете эту марку?» Саша некоторое время оторопело следил, как густая драгоценная жидкость нехотя наполняет недостойный ее благородства простой стеклянный стаканчик, наконец справился с собой и заговорил: «Но, простите. Вы меня, наверное, с кем-то спутали. Я с Вами совершенно незнаком, уверяю Вас!» Саша все больше чувствовал себя инопланетянином, попавшим в чужую летающую тарелку. На его родной планете за этот коньяк можно было купить рабочую неделю четырех таких, как он, простых гуманоидов. Молодой человек рассмеялся весело и совершенно беззлобно.

— Если дело только за тем, что мы незнакомы, тогда разрешите представиться — Ян Карлович Понятовский, для Вас — просто Ян.

Саше ничего не оставалось сделать, как назвать себя, пожать протянутую к нему холодную безжизненную руку.

— А теперь давайте выпьем, — сказал Ян, наливая и себе. — Уверяю Вас, что это очень хороший коньяк. А потом, если хотите, я Вам все объясню.

Коньяк — слов не было — оказался действительно очень хорошим, Саша понял это после первого же глотка. Медленно потягивая золотисто-каштановую жидкость, он смотрел на молча улыбавшегося Яна. «Совсем ты, Александр, пропал, — думал он. — Сидишь в простом кабаке с каким-то невероятным незнакомцем в брильянтах и пьешь его баснословный (даже на валюту) коньяк. Шел бы ты отсюда, пока при памяти». И он уже совсем решился уйти, даже приподнялся было, но… снова сел на место. От человека напротив веяло таким спокойствием, таким умиротворением, да и коньяк разливал волшебное тепло по всему телу и начинал действовать так обезоруживающе, что он улыбнулся в ответ человеку в черном и подумал: «Здесь пахнет приключением. А почему бы не провести хоть раз в жизни вот такой необычный вечер в обществе необычного человека? А удрать, если что, я всегда успею». Совершив таким образом главную в подобных ситуациях ошибку, он окончательно успокоился. Ян пододвинул ему пачку сигарет «Кент» и закурил сам.

— Понимаете ли, Саша… Объяснить, почему я пригласил именно Вас за свой столик, мне будет так же трудно, как Вам ответить на вопрос, зачем Вы остались, а не ушли, как хотели это сделать минуту назад. Нет, я не читаю мыслей, просто все ваши побуждения тут же отражаются у Вас на лице. Давайте еще выпьем. За знакомство. И, если Вы не против, перейдем на «ты». Так будет проще.

Они снова выпили, Ян подцепил на вилку дольку лимона. Саша последовал его примеру, Ян закурил новую сигарету и откинулся на спинку стула.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Студент?

— Да, истфак заканчиваю.

— А мне уже двадцать семь, — вздохнул Ян. — Розовая юность осталась позади, наступила суровая молодость.

Воцарилось неловкое молчание. Мог бы пролететь тихий ангел, но они здесь, по-видимому, не летали. Ян еще налил себе коньяку до краев и залпом выпил. Саша тоже опрокинул рюмочку и неловко попытался утешить Яна: «Двадцать семь — это еще не предел».

— Не предел, говоришь? — Ян криво усмехнулся. — А вот это еще как сказать! Ладно, но будем о грустном. Давай лучше еще выпьем.

— А не достаточно ли?

— Да ну, я только начал!

И Ян снова наполнил бокалы. Саша отсалютовал в ответ на его «будем», проглотил что-то уж больно ласковый на этот раз дринк, взял лимонину и тут его осенило: «Слушай, а ты не тот ли самый Понятовский?…»

— А если тот? — голос Яна вдруг сделался ледяным, — это что-нибудь изменит?

Саша был удивлен. В последнее время местные газеты превозносили доктора Понятовского как «восходящее светило онкологии» и прочили ему грядущую всемирную славу, упоминая, что он нелюдим, холост и весьма скромен в быту. В сашином воображении рисовалось нечто совершенно отличное от того, что он имел пород глазами.

— Это что-нибудь изменит? — повторил Ян. — Или врачу запрещено сидеть в кабачке?

— Нет, я просто хотел узнать…