Юлия Тютюник: Джонатан Кристофер Моргенштерн

— Как ты его назовешь? — спросила она.

— Джонатан. Джонатан Кристофер Моргенштерн — ответил он.

Лилит лишь кивнула в знак одобрения. Она сделала рану на руке так, чтобы полилась кровь. Руку она подтянула к мальчику. Кровь попала в рот.

— Испей же крови, дитя мое.

Он выпил кровь, после чего Лилит громко сказала «Я буду его охранять, теперь он мой сын, мое дитя», и тут же испарилась в воздухе.

— Сын мой — мой воин, мое оружие, ты будешь лучшим во всем, я тебе это обещаю, — сказал Валентин, отчего глаза Джонатана резко раскрылись.

С самого раннего детства отец учил меня убивать, уничтожать, добиваться того, что необходимо, он учил меня быть воином. На каждое день рождения Валентин дарил мне оружие, с которым я был един. Я уверено брал его в руки, и каждый день показывал свое умение им управлять.

— Хорошо, очень хорошо. Молодец, — хвалил Валентин, — Джослин, из нашего сына выйдет настоящий воин, — повернувшись к ней, сказал он.

— Да, конечно, — вяло ответила она.

— Джонатан, — отец подошел ко мне и сел на корточки, — Сегодня у тебя день рождение, я принес тебе подарок.

— Какой? — поинтересовался я.

— Сейчас увидишь. Подожди здесь, я скоро вернусь, — сказал он и пошел в дом.

— Хорошо, — ответил я тихо.

Пока Валентина не было, я взял меч в руки и начал тренироваться.

Заметив, что Джослин смотрит на меня, я прекратил бой и сел на лавочку, возле нее.

— Мам, с тобой все хорошо? — спросил я видя, что она очень вялая и совсем не улыбается.

— Да, все хорошо, — сказала она, не поднимая на меня взгляд.

— Точно?

— Джонатан, — начала она и подняла свои зеленые глаза. Она повела рукой по моим волосам. — Запомни одну вещь. Воин — это не только храбрый, смелый и сильный человек. В нем должна быть не только жестокость, но и любовь. Воин должен защищать, не уничтожать. Помни это, — закончила она и поцеловала меня в макушку.

— Джонатан, — послышался голос отца. Повернувшись, я увидел на его руке сокола.

Окраска у сокола была очень насыщенной и яркой, со значительным развитием рыжеватых тонов в виде пестрин на затылке и на нижней стороне тела. Птица темная, с черноватой головой с узким светлым сизым поперечным рисунком на спине и крыльях; на затылке и задней стороне шеи рыжеватые пестрины. Темные и яркие, обычно с сильно развитыми рыжими каймами перьев, часто с поперечными сизоватыми или рыжеватыми поперечными пятнами на плечевых, больших кроющих крыла. Нижняя сторона в свежем пере также сильно рыжеватая и с широким бурым рисунком.

— Научи его подчиняться тебе, слушать тебя, служить тебе.

— Хорошо отец, спасибо.

Валентин передал мне сокола, который уверено сел на мою руку.

Весь день я обучал сокола слушаться меня, и у меня это вышло. Сначала мне пришлось одевать, на него шляпу, чтобы он ничего не видел. Но и то не надолго. Сокол стал мне верен. Мы стали едины, он чувствовал опасность, и когда это было необходимо он меня защищал. Будто это мой парабатай.

На следующий день я показал всю проделанную работу своему отцу. Он меня похвалил. Он был горд мною.

На удивление, похвалу я услышал и от Джослин. Вчера вечером Валентин дал ей какое-то зелье, сказал, что ей это поможет. И как видимо, помогло. Она была веселее прежнего. Всегда улыбалась, и общалась со мной больше обычного.

Прости, я не смогу тебе помочь…

На пятый день, после моего дня рождения, Валентин на целый день ушел по поручению Конклава, куда именно не сказал.

Весь день я обучался борьбе. Также ходил на охоту со своим соколом. Джослин всегда была рядом. Когда наступила ночь, она на удивление, согласилась почитать мне перед сном. Это были не сказки, которые читали малышам. Это были книги, которые отец просил читать. Они обучали власти, силе и жестокости.

Для лучшего представления борьбы я закрыл глаза. Джослин наверняка подумала, что я уснул, и перестала читать. Я и впрямь устал за день и поэтому и просил читать дальше, и не открывал глаза.

— Мальчик мой, если бы я только знала… я бы никогда не позволила Валентину такое сделать, — начала она жалким голосом. Не открывая глаза, я почувствовал, что она плачет. — Я не хочу тебя бросать, но я должна защитить ребенка, которому грозит опасность, если я не уйду, — продолжала она, поглаживая меня по голове. — Прости, я не смогу тебе помочь, уже слишком поздно, — снова появились слезы. — Когда ты вырастешь, ты будешь настоящим воином, лучшим. Но помни, что я тебе говорила «Даже воин способен любить». Мальчик мой, сын мой, солнышко мое, я тебя очень люблю, я всегда буду рядом, несмотря ни на что. Когда ты вырастешь, то поймешь меня, и если сможешь, простишь. Прости, я не смогу тебе помочь… — закончила она, поцеловала меня в макушку и тихо сказала: — Я люблю тебя. Прости меня, Джонатан, мне очень жаль.