Оксана Токарева - Царевна-лягушка для герпетолога

Впрочем, Марьей-Царевной звали меня в основном его однокурсники, а Никита называл меня не Машкой, не Пташкой, как Ванька с Левой, а исключительно Марья-краса — русая коса, благо косу я отрастила и вправду добрую пшеничного цвета, и на выступлениях не имела нужды дополнять длину и объем лентами. А еще Никита мог долго и без видимого усилия таскать меня на руках.

Отец только посмеивался:

— Велика доблесть такую носить. Ты, Машка, хоть и уродилась ростом не как пташка, а если на мешок орехов посадить, то ни одной скорлупки не раздавишь, да и узорчатый пояс на выступление вокруг тебя приходится раз пять обернуть, чтобы кисти по полу не волочились.

Я в ответ только смеялась и отправляла за щеку подаренные Никитой шоколадные конфеты, без страха вставая на весы. Попробуй тут заведи лишний вес, когда несколько раз в неделю танцы, а в остальные дни крутежка между Академией и работой. Да и велик я не забывала.

Отец почему-то Никиту не любил, видно, ревновал по-родительски. Да и я дальше конфет да поцелуев отношения заводить не спешила. Подруги и однокурсницы даже подначивали:

— Ты чего тормозишь, Марья-Царевна? Для какого царевича-королевича себя блюдешь? Леля своего духового, считай, отвадила, теперь богатыря-раскрасавца Добрыню Никитича потерять хочешь?

Я им кивала, что и вправду в двадцать два года как-то неправильно в наше время ходить девкой, но Никите на шею вешаться не спешила, хотя от поцелуев сладко замирала. С другой стороны, мой Ванечка и вовсе нецелованным ходил. А уж у него на курсе красивых девчонок еще как хватало, и после летней практики некоторые даже повыскакивали замуж, кто за однокурсников, кто за профессоров. При том, что мой Ваня уродился не хуже других. Конечно не богатырь, как Никита, а высокий да статный. И лицом пригож. Чистый царевич. Хоть в кафтан ряди да картину пиши.

Портрет Ивана Царева от P.Elena_art

— Некогда мне, — лишь отмахивался он на материнские охи да ахи, зарываясь в горы учебников.

— Да уж точно некогда, — подначивала я. — Пока все молекулы в пробирке пересчитаешь да всех жаб перецелуешь на своей этой кафедре герпетологии, когда уж тут за девками бегать. А может ты это, Вань, ждешь, что какая-нибудь из твоих амфибий обернется царевной?

Кто меня тогда за язык тянул?

Когда Иван принес домой очередную жабу, я не обратила даже внимания. К тому времени у нас дома помимо аквариума, в котором банальных вуалехвостов сменили сначала рыбы-попугаи, потом дискусы, жили питон и игуана. Чуть позже к ним прибавился полосатый кот Тигрис, который с удовольствием подначивал игуану, побаивался питона, а рыбок в аквариуме воспринимал как своего рода телевизор.

— Ты только, Маш, погляди! — аж трясся от возбуждения Иван, устроив настоящую пляску с бубнами возле новенького террариума, в котором с грустным видом скромницы сидела аккуратненькая лягушечка с необычной пестрой окраской, похожей то ли на индийский батик, то ли на белгородскую поневу. — Это же малагасийская радужная [4] Малагасийская радужная лягушка (Scaphiophryne gottlebei) — один из наиболее ярко окрашенных обитателей тропических лесов острова Мадагаскар. . Я такую раньше только на конференциях видел. Редкий исчезающий вид.

— Так откуда она у тебя? — уточнила я, наглаживая кофточку с рукавами-фонариками.

— Да понимаешь, — расцвел в умильной улыбке Иван, — звонит мне один приятель по юннатскому кружку. Говорит, Вань, такое дело. Мне жабу редкую подарили, не знаю, как с ней обращаться, хочешь, я тебе ее передарю или на дискуса обменяю?

— Представляешь, она умеет рыть норы, а ночью залезает на скалы и деревья, — добавил десятилетний Петька, которого Иван последовательно и упорно обращал в свою веру.

— Главное, чтобы она не забралась ко мне в постель, как этот ваш питон, — строго глянула я на братьев, пытаясь отыскать в шкафу туфли на шпильке.

Никита пригласил меня в театр, и я решила выпендриться, благо погода позволяла.

— А чем тебя наш питон не устроил-то? — хмыкнул Иван, доставая из соседнего террариума пресмыкающееся. — У него хотя бы мышца натуральная.

Я хотела было его послать, но в это время случайно встретилась взглядом с жабой, то есть, как ее, малагасийской радужной лягушкой. С размалеванной под индейского вождя морды амфибии на меня с неизбывной тоской и печалью смотрели человеческие глаза. Только я никак не могла вспомнить, откуда я знаю этот взгляд.