Оксана Токарева - Царевна-лягушка для герпетолога

Левушка, который занимался в моей музыкалке на гобое, умел из любой тростинки и даже листика сварганить если не пыжатку, кугиклы или калюку [1] Пыжатка, кугиклы, калюка — инструменты народной традиции. Пыжа́тка — русский народный деревянный духовой музыкальный инструмент, вид продольной свистковой флейты. Куги́клы — русская и украинская многоствольная флейта. Трубки кугикл не скрепляют между собой. Изготавливаются из стеблей тростника, зонтичных растений или коры бузины. Калюка — духовой инструмент, являющийся разновидностью продольной обертоновой флейты, поскольку во время исполнения игры на этом музыкальном инструменте выдувают натуральные обертоны. Представляет собой полый цилиндр со специальными отверстиями, изготовленный из стебля татарника колючего или некоторых других растений. , то птичий манок, мастерски подражая хоть смеху горлицы, хоть соловьиной трели. И потому, несмотря на его полное непонимание биологии и особенно химии, которую честно списывал у друга, пользовался у Ваньки непререкаемым авторитетом. Хотя Левушка и в самом деле понимал куда больше нас обоих, разве только не сумел предостеречь — или не успел.

— Ребята, смотрите, это же бородатая кукушка [2] Бородатая кукушка — один из видов рода кукушек в семействе Cuculidae. Этот вид встречается в Брунее, Индонезии (Суматра и Калимантан), на юге Лаоса, в Малайзии, Мьянме и южном Таиланде. Его места обитания субтропические или тропические влажные равнинные леса. ! — воскликнул Ваня, разглядев где-то среди раскидистых крон невзрачную серую пичугу и увлекая нас с Левой в лес. — Понимаете, это ж настоящая сенсация! Они в наших широтах не встречаются.

Хотя Ванин интерес к этому времени сместился в сторону пресмыкающихся и амфибий, к птицам брат тоже относился с пиететом, справедливо считая их родственниками его любимых ящеров и змей.

Вероятно, нам следовало как-то вразумить впавшего в раж юного натуралиста, напомнив, что индонезийскому эндемику неоткуда бы взяться в лесах рязанской Мещеры. Но, увлеченные азартом погони, мы с Левой пришпорили наших железных коней и, едва не обрывая цепи, припустили в чащу вслед за полумифической диковинкой. Кукушку мы, конечно, не догнали. Зато, углубившись в совершенно незнакомый старый, глухой бор, где зеленые колючие кроны вековых великанов закрывали солнце, а многолетний слой игл не давал жизни никакому подлеску, кроме бархатистых моховых подушек и занавесей лишайников, набрели на почерневшую домовину.

О том, что это была домовина, а вернее, захоронение волхва-иняти с соседней мокшанской стороны, я узнала гораздо позже, когда во время летней практики наматывала круги по окрестным селам в поисках сохранившихся крупиц народной песенной традиции. А тогда мы никому и ничего не рассказали. Да и меж собой даже не пытались вспоминать про этот поруб без дверей и окон, словно на куриные ноги взгромоздившийся на дубовые сваи с пологой крышей, покрытой корой и мхом и увенчанной черепом оленя. Потому что при первом же взгляде на черные замшелые бревна да в пустые оленьи глаза на нас накатила необъяснимая потусторонняя жуть.

Будто посреди жаркого летнего дня повеяло промозглым холодом и сыростью, а воздух вокруг сделался спертым и затхлым, словно в старом погребе, заполненном стоячей водой. Казалось, стоит только шагнуть вперед, пересекая невидимую границу, и покажется даже не добрая да ворчливая сказочная баба Яга, а жутковатый страж иного мира, оживший мертвец с костяной ногой и вросшим в потолок крючковатым носом. И поскольку неслухам вроде нас, не прошедшим шаманского посвящения, еще рано требовать, как Ивану-царевичу, пищу иного мира, могли нас ожидать только лопата и горящее жерло печи.

— Поедемте отсюда! — севшим, но решительным голосом приказал Левушка.

И мы с Иваном, словно скидывая морок, рванули вслед за ним обратно в лес, петляя между розоватых сосновых стволов, объезжая буреломы и изъеденные муравьями пни и не оглядываясь.

Когда мы выбрались к нашему поселку, солнце едва перевалило за полдень. Родные даже не успели нас хватиться и лишь недоуменно глядели на наши расширенные от испуга глаза и покрытые испариной лбы. А мы ощущали себя так, будто провели в этом лесу не пару часов, а целую вечность, и Ванькины электронные часы, подарок отца, показывали совсем другой год и день.

Потом, конечно, все забылось. Ванька в лучших традициях Михаила Васильевича Ломоносова покорил Воробьевы горы, в непростом выборе между химией и биологией остановившись на том, к чему больше душа лежала.