Макс Фрай - Зеленый. Том 3 [litres]

Вдохнул, выдохнул, подумал с весёлой злостью: ай ладно, где наша не пропадала. И начал заново, с нуля, по ощущению – абсолютного. Словно в первый и последний раз выступал, поэтому надо сказать сразу всё самое важное. Другого шанса не будет. Вперёд.

Говорил, что некоторым людям Другой Стороны бывает доступна запредельная степень отчаяния, способная уничтожить если не все связи индивида с остальным человеческим миром, то, как минимум, желание их сохранить. И если надолго задержаться в этом состоянии, гибель почти неизбежна, потому что без связей с человеческим миром тело остро ощущает свою ненужность, а ум лишается привычных опор.

Говорил, сам изумляясь – боже, откуда я это знаю? но не выдумал, точно нет – что выживший, вернее, не сразу погибший получает шанс обнаружить, что именно в этой точке, на этом предельном градусе отчаяния он становится способен на удивительные вещи, иными словами, на магию, как бы это ни называлось на Другой Стороне. Понятно, почему это так: магия невозможна только в рамках общечеловеческих представлений, а тот, кто отказался от связей с человеческим миром, уже как бы не совсем человек. Суровый метод, но действенный. Срабатывает всегда.

Говорил, что именно поэтому лучшие из людей Другой Стороны так часто устремляются к саморазрушению, интуитивно чувствуя, что там, на самом дне, за последней чертой отчаяния и отверженности можно обрести подлинный смысл бытия; на самом деле, почти никому это не удаётся, потому что до последней черты, за которой смысл, ещё поди живым доберись. Станцию Смерть объявляют гораздо раньше. Но выходят там, к счастью, не все.

Говорил, что есть способ выжить, оказавшись за чертой отчаяния, и обрести там сокровища – впустить в себя радость, которая, когда разорваны связи с человеческим миром, приходит из совсем другого источника – настоящая безграничная вечная радость бессмертного существа. (В этом месте он растопырил пальцы, как бы неловко взмахнул рукой; в общем, начертил украдкой священный знак Радости, отворяющий Четвёртые Небеса. Думал, ощущая всем телом восхищённый трепет аудитории: на нас эта радость, конечно, и так проливается, но пусть сейчас все почувствуют непривычный избыток, чтобы точно поняли, о чём речь.)

Говорил, что любой человек – нас это тоже касается – по большому счёту, рождается ради того, чтобы наладить связь со своей тайной сутью, счастливой бессмертной частью себя. И вот здесь коренится роковая, фундаментальная разница между людьми Этой и Другой Стороны. Мы счастливчики, нам по умолчанию более-менее удаётся ощущать и поддерживать эту связь, просто в силу лёгкости нашей материи, яркости и интенсивности света, из которого мы состоим. А люди Другой Стороны – не по причине каких-то персональных несовершенств, а опять же, просто по милости свойств материи – теряют эту связь ещё в детстве, как правило, навсегда.

Говорил: я сам был человеком Другой Стороны и на собственном опыте знаю, что потеряв связь со своей тайной сутью, ты не становишься «хуже», глупей, подлей, или злей. Ты становишься гораздо более смертным – вот это факт. Точнее, более мёртвым, при том что формально, биологически жив. Поэтому на Другой Стороне даже совсем небольшой шаг в сторону от общей человеческой участи – это побег от собственной смертности, от немощи, от нелепого морока, глупого кошмарного сна о том, как мы якобы не бессмертны, о том, как нас якобы почти нет.

Говорил, возвращаясь от общего к частному, что лучшие образцы искусства Другой Стороны всегда создаются на границе между беспредельным отчаянием и подлинной радостью. И обладают достаточной силой, чтобы привести на эту границу зрителя; понятно, не каждого, но даже одного – это много, плюс ещё одна бесконечность, плюс один новый немыслимый мир.

Говорил, что искусство Другой Стороны следует рассматривать, как разновидность высокой магии – в той почти единственной форме, в какой она может там существовать. А основная задача высокой магии заключается в том, чтобы повернуть человека лицом к настоящей реальности, чтобы привычный окружающий мир снова стал тем, что он есть – сияющим клубком живых, вибрирующих и поющих нитей, соединяющих всё со всем. Эта встреча с реальностью и есть сама жизнь, и смысл её, и движущая сила, и вечный желанный итог.

Добравшись до какой-то для него самого неожиданной внутренней точки, на которой мгновенно закончились силы, мысли, слова, он не вышел, а вылетел пулей, потому что давно хотел закурить, а прямо в зале не принято; в общем, выскочил, не одевшись, через чёрный ход во внутренний двор. Стоял, прислонившись затылком к холодной стене, курил и думал насмешливо: ну я сегодня отжёг.