– Она тебе обещала? – перебила его Кара. – То есть сперва ты потребовал?!
– Да почему сразу «потребовал»? Вежливо попросил.
– А Ханна-Лора умеет открывать Проходы здесь, на Другой Стороне?
– Умеет, конечно. Какие проблемы. Как ни крути, а жреческая традиция у нас в эпоху Исчезающих Империй была о-го-го.
– Эй! – Кара рассмеялась совершенно как в старые времена. – Я с кем вообще разговариваю? Из какой тёмной пещеры ты вылез, чокнутый древний жрец? И куда подевал моего приятеля Эдо Ланга? Надеюсь, не укокошил, а всего лишь спёр у него телефон?
– Вот ты смеёшься, – вздохнул Эдо, – а мне в последнее время всё чаще кажется, что таки да, укокошил. Но я стараюсь придерживаться более оптимистической версии: просто связал по рукам и ногам и запер в подвале. Или даже в той тёмной пещере, откуда вылез я сам.
* * *
Поговорив с Карой, Эдо решил сперва зайти к Тони, посмотреть там на спящего Стефана, убедиться, что он в порядке, в смысле сияет, как прежде сиял, это самое главное, остальное как-нибудь да уладится, это же Стефан, великий шаман. И всех остальных тоже не помешает увидеть своими глазами, всем телом почувствовать – вот они, не мерещатся, есть. И тогда – по крайней мере, он на это надеялся – наконец станет ясно, что ему теперь делать. По идее, я же очень полезный, – думал Эдо. – Столько хрен знает чего могу. Надо только сообразить, с чего начинать, а потом само понесётся. Ну вот, приду в этот их дискретный кабак, сяду там в кресло, выпью рюмку райской настойки на какой-нибудь летней ночи, съем котлету и сразу соображу.
Кара сказала, что пару часов назад Тонино кафе размещалось в закрытом бюро переводов на улице Басанавичюса. То есть в кои-то веки можно не рыскать по городу в надежде случайно на них напороться, а просто пойти туда. Отсюда пешком минут двадцать, – прикинул Эдо. – Правда, почти всю дорогу в гору; ладно, значит, будем считать, полчаса.
Начертил в воздухе Кирин знак Возвышения – для всего мира сразу, но в первую очередь всё-таки для себя, в надежде, что это поможет делать всё правильно даже действуя наобум, наугад. Быть полезным; ладно, хотя бы уместным, на худой конец, просто не навредить. Вложил в этот жест столько силы, что даже в глазах потемнело; подумал без особой уверенности: ну, это же, наверное, хорошо?
Достал из кармана плеер, чтобы шлось веселее; почти не удивился, что услышал музыку прежде, чем сунул наушники в уши: на фоне всего остального, что с ним в последнее время творилось, это было вполне нормально, подумаешь, причина и следствие поменялись местами, вот уж чудо так чудо, упасть и не встать.
Но в последний момент опомнился, буквально силой себя одёрнул – стоп, погоди, музыка не в плеере, а снаружи. Где-то здесь, поблизости. Офигеть: сумерки на Другой Стороне, опустевший город, мелкий ноябрьский дождь и труба.
Труба!
Он сперва пошёл, а потом побежал, уже совершенно не сомневаясь, чья это труба – чтобы я Цвету, единственную, неповторимую, с кем-нибудь перепутал?! Да ладно, не настолько я плох.
Цвета стояла под мостом Короля Миндовга – ну, логично, где ещё тут на набережной спрятаться от дождя. Заметила его, когда подошёл совсем близко, просияла, но не перестала играть. Эдо встал рядом с ней, прислонился спиной к опоре моста, закрыл глаза, чтобы быть не только здесь, а везде сразу. И даже, в каком-то смысле, нигде. Когда пьеса закончилась, и труба замолчала, сказал:
– Ты – чудо. Взяла и случилась. Самый добрый на свете знак.
теперь уже, наверное, никогда
Каждое утро, или день, или вечер – короче, когда просыпался, тогда просыпался от желания взвыть и биться башкой об стену, пока не ослепнет и не оглохнет, не перестанет быть. Но заранее понимал, что это просто такая утренняя зарядка, выходная ария мистера Драма Квин, на самом деле никто ничем об стену биться не будет и даже особо не взвоет, фигли толку от этого воя, не помогает вой.
Знал, что встанет, как миленький, шатаясь от счастливого шторма, всегда при любых обстоятельствах бушующего внутри, сварит кофе и выйдет в сад, чтобы пить его с другом, который, по удачному стечению обстоятельств, город, а значит, не оставит его в одиночестве, он тут везде. Спрашивал: как ты? – и в ответ неизменно получал заряд бодрости, какого не дождёшься от обычного кофеина, всё-таки город есть город, по сравнению с человеком он всегда настолько в порядке, что поди ещё это в себя вмести.
Ставил кружку на камень, который назначил садовым кофейным столом, поднимал руки, растопыривал пальцы, вспоминая, как Нёхиси проделывал дырки в небе; точно знал, что напрасно старается, ничего не получится, у него и раньше не получалось, вернее, он даже толком не пробовал, с небом Нёхиси сам разбирался, никогда его этому не учил; а то, – говорил он, – я тебя знаю, такое оттуда на нас посыпется, что даже я в одном городе с этим жить не готов.
Читать дальше