Сергей Фомичёв - Роман с феей [litres]

Чудо продолжалось недолго. За спиной раздался предупреждающий кашель, и девушка оторвалась неохотно, но решительно.

– Время уходит. А вам следует позаботиться об ученице, – сказал Сарафил, который приблизился к ним на несколько шагов. – Уже поздно. Не хотелось бы сейчас лишних проблем.

Николая он удостоил лишь коротким кивком. Не злым, но и не добрым. Прочие члены Триумвирата скучали возле портала.

Всё же она была сильной девушкой. Смогла развернуться и уйти, не оглядываясь. Как послевкусие терпкого вина, Николай ещё долго чувствовал запах её волос и вкус её губ. Вместе с Айви в портал ушла и Кристина с велосипедом, хотя, наверное, ей проще было добраться до дома своим ходом. Девочка многое понимала или во всяком случае чувствовала, но благоразумно не лезла в дела взрослых.

– Мне сотрут память? – спросил Николай Сарафила. – Или что-то в этом роде?

– Нет. Что мы, по-вашему, варвары? – удивился старик. – У вас мало шансов встретить кого-то из нас на улице. А что до остального, вам всё равно никто не поверит.

– Да я как-то и не собираюсь рассказывать. Мне, собственно, и некому. Но послушай, неужели вы можете вот так взять и выбросить человека за дверь, точно беспородного пса?

Старик пожал плечами. Он мог. А Николай, с его точки зрения, был именно беспородным.

Николай подумал, что до сих пор так и не узнал, где живёт Айви. Она ни разу не приглашала его погостить. За исключением того бункера, где они встретились впервые, который наверняка являлся каким-то служебным помещением, а не жилищем. С другими его знакомыми в волшебном мире картина была похожей. Он вряд ли бы нашёл город Лизы или графа, или даже то ранчо в Южной Африке, где проходил фестиваль. А если бы и нашёл, то что толку? Эти люди умели хранить свои тайны и ограждать своё общество от таких, как он.

Старики один за другим шагнули в портал. Ненастоящее Солнце погасло. Портал частью схлопнулся внутрь, частью развеялся. Холод рванулся на место уходящего в небеса тепла, закружил белыми вихрями и возобновил царствование. Снежинки, до сих пор парящие в отдалении, начали опускаться на плиты, газон и зеркало фонтана. Локальная весна закончилась. Во дворе музея, кроме Николая, осталась лишь Лиза. Она так и стояла поодаль. А когда все ушли, подошла к нему.

– Мне поручили отвезти тебя домой, – сказала она. – Пойдём, машина на улице.

– Домой, – повторил он.

Он и так был дома, в смысле, в родном городе. А в его номинальном доме жили чужие люди. Он ничего не сказал, просто сел в машину. А потом, немного подумав, назвал адрес гостиницы.

– Ты прав, – сказала Лиза, когда до гостиницы оставалось минут пять езды. – Нам надо что-то менять. В другие времена человек, который пожертвовал собой, но чудом остался жив, сорвал бы банк. Ну, фигурально, конечно. В любом случае ему нашлось бы место среди нас и нашлось бы дело по душе и по силам. А теперь какие-то чиновники, пусть они хоть трижды мудрецы, решают, кто достоин разделить наше общество, а кто не совсем, точно у нас какое-нибудь дерьмовое государство.

Она притормозила возле гостиницы. Он вышел. Посмотрел на неё.

– Зайдёшь?

Она думала слишком долго для простого отказа. Тем не менее отказ последовал.

– Нет, – ответила Лиза. – Я всё равно не смогу заменить её. Да и не желаю. Прощай!

«Смарт» рванул и вскоре скрылся из вида. Последняя ниточка, связывающая его с миром волшебства, ускользнула из пальцев прямо в Рождество.

Словно в насмешку из-за угла вывалила толпа фальшивых и пьяных Дедов Морозов.

Праздничную ночь он провёл в номере люкс, где лежал по диагонали на неразобранной двуспальной кровати. Лежал прямо в верхней одежде, с закрытыми глазами, а когда надоедало вымучивать сон, просто пялился в потолок. Спать не хотелось, думать не хотелось тем более. И тому и другому в любом случае помешали бы. До утра гуляли толпы, орали песни. Петарды гремели, как выстрелы в революционном Петрограде. Рождество католическое праздновалось в городе даже с большим размахом, чем православное. Почти полностью очищенное от религиозной основы, но заражённое консумеризмом и карнавалом, оно превратилось в настоящую ярмарку в отличие от скучного похмельного аутентичного Рождества. Разумеется, большинство населения даже не вдавалось в конфессиональные тонкости и воспринимало праздник, лишь как повод выпить за более богатым и красивым столом, чем обычно. К большинству до сих пор относился и Николай. Вообще-то он не любил и Рождество, и Новый год. В концептуальном смысле. Праздновал с размахом, но не любил. Считал их очень странными вехами времени. В канун и во время празднования люди возлагают огромные надежды на будущее, но всё веселье приходится на проводы прошлого, а с первыми днями нового года наступает постпраздничная депрессия. Наваливается усталость. Приходит понимание того, что часть жизни отсекли мясницким ножом.