Андрей Агафонов: Кровосмешение [СИ]

— А кто эти люди, вы можете их назвать?

— Это НЕ люди! Это нечисть! Они сильнее, быстрее. Дольше живут. Их нельзя ранить, только убить. Их надо убивать.

— Алексей. Что случилось сегодня на проспекте Шиловского?

— Что?..

— Ваш ребенок погиб. Леня. Сколько ему было?

— Ему… Пять ему было. В июне пять исполнилось.

— Как он погиб?

Крылов закрывает лицо руками. Алена делает знак оператору, и тот выключает камеру.

Они уходят. По пути переговариваются.

— Ну, как тебе?

— Да бред какой-то. Теория заговора. Сынишку жалко.

— Про сына оставляем. Он там хорошую реакцию дал. Остальное в помойку.

В отдельном кабинете бара «Фредди» произошли изменения. Теперь за столом напротив Мищенко сидит Логан. Егор и Алиса отсели на диванчик в глубине кабинета.

— Олег Евгеньевич, я вас понимаю, а вы поймите меня, — негромко говорит губернатор, — я должен как-то реагировать на происходящее. Иначе меня не поймут.

— А что, по-вашему, происходит? — интересуется Логан, отделяя ножом кусочек стейка. — Зомби кончились, зомби больше нет. С кавказцами разобрались. Страна возвращается к мирной жизни. Что конкретно вас волнует?

— Вы понимаете. Под меня копают, — почти шепчет Мищенко. — Свои же. Этот… Мамедов. Он ведь ваш человек? Кх-кх. Ничего, что я так говорю?

Логан кивает.

— Он вызвал много вопросов. И не только здесь. Я до сих пор не знаю, что случилось с телом. Мне сказали, что это слишком специально. Что это, блядь, значит — слишком специально?! У меня в администрации есть люди, которые призывают с кем-то бороться! Ну, вы понимаете. Я назначен президентом. И я его представляю. А тут какие-то деятели предлагают мне бороться, чуть ли не революцию устроить. И это не люди с улицы, это серьезные люди. А оттуда спрашивают, когда мы снова войдем в русло и начнем давать стране угля.

— Угля?!

— Метафорически. Сейчас очень многое зависит от того, когда начнет полноценно работать транспорт, когда мы начнем вносить свою лепту. Вы знаете ситуацию в мире. Представляете.

— Представляю.

— Короче говоря. Я честно вам скажу, не искал этой встречи. Мне хватает, знаете… прежнего. Но вот что вы должны понимать, мне кажется. Угроза не только мне. Поэтому, если вам есть что предложить, я готов.

— Евгений Юрьевич, прежде всего мне бы хотелось понимать расклад в вашей администрации. Люди Смолина как себя чувствуют?

— Да их осталось-то… Сейчас скажу. Владимирский, Крафт, Ткаченко… кто еще…

— Людмила?

— Ну, Людмила, да… Собственно, все. Но воду мутят не они. Да у них и нет возможности, не те позиции.

— А ваши?

— А мои есть мои и не совсем мои. Егор!

Егор подскакивает к столу.

— Будь добр, Олегу Евгеньевичу дай тот список. И продублируй потом на ящик.

— Хорошо, Евгений Юрьевич.

— Спасибо, я посмотрю, — говорит Логан, — изложу потом свои соображения. Вообще было бы удобнее, если бы я числился тоже, знаете, кем-то.

— Устроим. Не совсем понимаю, зачем вам это надо, но устроить можно.

— Ну, видите ли. Вы удивитесь, но у нас тоже не все гладко. Есть… свои противоречия. А кстати, вы не видели сюжет о вчерашней демонстрации?

— Нет, но Алиса мне сделала справку. Так что я в общих чертах…

— В общих чертах интересно вот что. Солнечный день, тепло, множество людей. Каждый — целый мир, каждый о чем-то мечтает, строит планы на завтра. Его любят, его ждут, он примерно представляет, что будет через пять или десять лет. Знаете, кадровики любят такие вопросы задавать — кем вы видите себя через пять лет? И каждый действительно кем-то видит себя. И вдруг что-то идет не так, что-то сдвигается, несколько неотвратимых движений людей, машин и воздуха, как будто палочку выбили или стену убрали — и человек умирает. Как будто в этом солнечном дне, прямо в воздухе, прямо в небе, вдруг открылась черная сырая яма. Гнилью повеяло. И человека — не стало… И все, кто его знал, вдруг оказались с пустыми руками. Вот только что он был у них в руках — и его нет, совсем нет. Нет счастья, нет тепла, ничего. Яма.

Вы мне очень симпатичны, Евгений Юрьевич. И я бы не хотел, чтобы такое случилось с вами.

Ответил на ваш вопрос?

Евгений Юрьевич сидит за столом бледный как смерть.

— Я позвоню, — говорит Логан и выходит вон.

«Нами правят не политики. Мэр и губернатор — это ширма. За ними стоят другие, и эти другие — не человеческие существа. Они сильнее, быстрее. Дольше живут. Их нельзя ранить, только убить. Их надо убивать».