Вероника Кунгурцева - Дольмен [litres]

Алевтина рассказывала еще, что Петрович так-таки ведь и собирался сделать запрос в Латвию насчет установления личности Елены, но после убийства тети Оли махнул на все рукой, мол, вышла на старика проруха, не в девчонке тут дело. Об этом по секрету рассказал Алевтине Николай Иванович Пачморга, с которым дочка была теперь в большой дружбе, чему Елена была только рада, авось и выйдет у них что-нибудь… да и… неплохо ведь знать, что там у них происходит.

Алевтина довольно часто наведывалась в Хосту, и Клава, как могла, пыталась утешать ее, мол, совершенно необязательно, что есть какая-то связь между исчезновением ее матери и убийством тети Оли; мол, вот чувствует она, что Елена жива, что где-то она тут, рядом… Елена, которую в утешительницы, по малолетству, не принимали, вынуждена была, когда Клава и Алевтина заседали на ее собственной кухне, подслушивать и подглядывать. Аля сошла с лица, сильно похудела – и Елена несколько раз порывалась признаться дочери в том, кто она есть… и только совершенная неспособность Алевтины поверить в случившееся останавливала ее.

Но больше всего мучило Елену в новой жизни то, что с внуком отношения никак не складывались. Саша то ли все еще не доверял ей, то ли она была ему просто неинтересна – мелюзга, дескать, – но он ни в какую не хотел с ней общаться. И выходило так, что они с Клавой то и дело шептались да секретничали – секрет-то у них был ого какой! – а Саша оказался в сторонке, совсем один.

Елена и обед приготовит, и в магазин сбегает, и уборку сделает, и посуду за всеми помоет. Саша все принимал как должное. Может, он думал, что все женщины, какие только есть на земле, независимо от возраста, если оказались рядом с ним, должны ему прислуживать? Во всяком случае, никакой благодарности бедная «троюродная сестрица» от Саши так и не дождалась. А ведь Елене еще и в школу приходилось ходить по второму кругу, чтоб заработать в далеком повторном будущем повторную пенсию. То, что ее заслуженная многолетним честным трудом пенсия пропала ни за грош, выводило ее из себя. Но что тут поделаешь?! Впрочем, Елена не собиралась сидеть на шее у кого бы то ни было, на лето у нее были большие планы: она хотела, как минимум, торговать мороженым, как максимум, пускать в свою квартиру отдыхающих. Для этого надо было освободить жилье: то есть самим на лето перебраться на Пластунку (Клавина квартира была занята: там жила теперь Клавина дочка Лида с парнем), а для начала съездить и посмотреть, как там дела. Но беда в том, что Клава ни в какую не соглашалась на переезд, мол, если этот лохмач, которого она видела, крышу богатырской хатки свалил, то что он с ними сделает?! Елене и самой было страшновато. Но время пока терпело: курортный сезон еще не наступил.

Вначале она старалась делать вид, что не знает – в своем-то доме! – где что лежит, а потом, поняв, что Саша совершенно не обращает на ее действия внимания, принялась хозяйничать, как прежде. Первое время она, если надо было куда-нибудь пойти или что-нибудь купить, для отвода Сашиных глаз спрашивалась у Клавы. А потом уж и вид делать перестала, что Клава в доме хозяйка. А сестрица, хоть и знала, чья это квартира и кто тут должен хозяйничать, тоже вначале пыталась качать права, сбитая с толку несерьезным видом Елены. Клава пыталась верховодить, забывая, что внешность обманчива, что внутри-то Елена такая же, как прежде. Но, потрепыхавшись немного, Клава смирилась со второй ролью на кухне, да и вообще в доме, поняла, что так ей удобней: ни забот, ни хлопот, все делает, все решает внучка. Давай готовь, прибирай, работай, говорила она всем своим видом (все-таки несколько уязвленная тем, что осталась на вторых ролях), у тебя здоровья-то побольше, чем у меня, а жизненный опыт такой же. Клава окопалась у телевизора и стала толстеть не по дням, а по часам. Елене приходилось чуть не силой отправлять ее подышать свежим воздухом, а то ведь закиснет совсем и, не дай бог, вправду сыграет в ящик, не дождавшись будущего месяца мунихиона, при таком-то образе жизни, а кто будет невольной виновницей? Она, Елена.

Ей предстояло учиться в школе еще целых шесть лет, если только она не сделается вундеркиндом, не проявит какой-нибудь невероятной тяги к знаниям и, изловчившись, не окончит школу экстерном. Летом Елена собиралась не только попытаться заработать на жизнь, но и засесть за учебники – и в будущем году стать, несмотря ни на что, отличницей.

Утром, перед тем как пойти по второму кругу, в школу (вот второгодница-то буквальная!), она посмотрела на себя в зеркало: белый верх, черный низ, кроссовки тоже белые и белые носки. Не хватало, конечно, одной немаловажной детали, чтоб почувствовать себя прежней Ленкой: красного пионерского галстука. Как будто дыра в том месте, на груди! Но тут уж ничего не попишешь.