Галина Липатова - Отдых на свежем воздухе [СИ]

– Это самая древняя книга в нашем монастыре, – сказала настоятельница. – Святыней не считается, потому что написана языческими письменами, которых никто уже толком не понимает… Кстати, а откуда вы-то их знаете? Странно это – чтобы паладин – и вдруг в языческих знаках разбирался.

– В нашем роду это знание передается давно, – паладин очень аккуратно вынул раритет из реликвария. – Мой предок Клемент рассудил, что это знание не должно погибнуть, раз за него многие люди заплатили кровью. Историю надо знать и помнить… хотя бы для того, чтобы не было соблазна ее приукрашивать. Клемент Чампа полжизни посвятил тому, чтобы переловить уцелевших жрецов старых богов и собрать их книги, а уже его дети переписали их новым письмом и перевели на понятный всем язык. А то, знаете… всегда найдутся те, кто будет думать, будто в старые времена золотой век был и всеобщее благоденствие, а что людей в жертву приносили – так очень редко и вообще неправда. А от этого до соблазна вернуться в язычество совсем недалеко. Клемент это понимал, потому и решил сохранить древние знания.

Он пошел обратно в мыльню, Маурисия поспешила следом, спрашивая на ходу:

– Так вы думаете, сеньор Ринальдо, эту книгу переписывал именно святой Анжелико? Так-то в монастырских хрониках сказано, что это был общий труд, а сам Анжелико только перевел Откровение на чаматль.

– Я уверен, – сказал паладин. – Кроме него, в то время не было посвященных, знавших бы эти письмена. А что до перевода… Перевод, конечно, можно было записать и куантепекским письмом, и фартальским. Но это было бы неправильно. Для Анжелико и всех тех чаматланцев, кто тогда принял Веру, было очень важно, чтобы Откровение было записано именно так – священными знаками, которые до того использовались только жрецами. В каком-то смысле это означало, что старые боги потерпели поражение и здесь, утратили не только храмы, но даже священное письмо.

Они зашли в мыльню, где призрак тасовал туда-сюда листочки со знаками, составляя короткие фразы, словно по-прежнему разговаривал с кем-то. Впрочем, возможно, он просто радовался тому, что его наконец выслушали, и пытался составить благодарственную речь. По крайней мере Чампа углядел сочетание знаков «Я-радость-ты-дать», что можно было истолковать и как благодарность, и как благословение.

Паладин положил книгу на лежанку и, осторожно подняв верхнюю крышку, повернул ее так, чтобы листы пальмовой бумаги развернулись веером, показывая рисунки, до сих пор сохранившие яркость. Призрак, увидев это, бурно замахал руками, облетел книгу и паладина и схватил ее, развернув. Аббатиса охнула, боясь, как бы раритет не рассыпался, но этого не случилось. Книга повисла в воздухе. Развернутая на всю свою немалую длину, она протянулась из одного конца мыльни в другой, а призрак пролетел вдоль нее, радостно размахивая руками и разглядывая письмена. Потом он прошел сквозь полосу бумаги и оказался как бы с оборотной стороны книги, где и завис, рассматривая текст, нанесенный на этой стороне. Если лицевая сторона была заполнена священными чаматланскими знаками, то оборотная – куантепекским простым письмом на старом чаматле. И на ней четко было видно, что примерно на середине полосы ее стал заполнять другой человек: изменился почерк, манера нанесения значков и их очертания. Призрак медленно пролетел вдоль бумажной полосы до ее конца, до последней «страницы», где был изображен пятицветный листок аканта. На его лице появилось выражение безмерной радости.

Чампа разложил бумажки: «Ты-смерть-дело-конец-другой-человек. Человек-много-священное-письмо-понимать-дать-радость-ты». Святой расплакался, призрачные слезы стекали по татуированным щекам и исчезали, капая с подбородка. Он сложил ладони у груди лодочкой, поднял их повыше и протянул к Чампе, перевернув лодочку – древний жест благодарности и благословения. Потом он сложил книгу и опустил ее на лежанку, а рядом разложил бумажки: «Я-уходить-богиня-радость-ты-искать-я-дом-смерти-просьба». Чампа ответил: «Я-дать-обещание-ты». Призрак улыбнулся, поклонился паладину и растекся легким туманом в воздухе, а спустя полминуты и туман развеялся, стало даже существенно теплее.

Паладин задумчиво принялся собирать бумажки со знаками в стопку. Настоятельница раскрыла древнюю книгу на той стороне, где текст был записан куантепекским письмом:

– Как странно. Здесь ведь тоже похожие знаки есть, только проще.

– Рисуночное письмо придумали в Куантепеке тысячу лет назад, тогда же оно и к нам пришло, – Чампа показал ей один из листков со знаком «богиня». – Их жрецы поначалу хранили это мастерство в тайне и учили ему только избранных, но потом, когда Куантепек сделался богаче и сильнее, их царь решил, что для блага царства нужны грамотные подданные, и повелел жрецам учить письму всех. Тогда жрецы Пернатого Змея и создали простое письмо из двухсот значков, передавали ими не понятия, как в священном, а сочетания звуков – чтобы обычные люди, обучившись этому письму, все равно не могли сами читать священные тексты. Для чаматля это письмо не очень подходило – не все наши звуки им можно было передать. Но все равно, когда потребовалось перевести Откровение, Анжелико им воспользовался. Но объясниться на нем я с ним не смог бы – очень уж язык изменился за триста лет.