Галина Липатова - Отдых на свежем воздухе [СИ]

Оливио же по средам, субботам и седмицам ходил в особняк Вальяверде, где его мачеха, за которой король сохранил титул графини Вальяверде, устраивала традиционные зимние приемы. Поскольку бывшего графа Вальяверде, лишенного титулов, пожизненно услали вице-губернатором в Гвиану, то теперь главным в семье Вальяверде по плайясольским законам сделался Оливио. Причем по этим законам было совершенно неважно, может ли сам Оливио наследовать, главное – что он старший в роду, других-то носителей имени не осталось, тридцать пять лет назад от эпидемии почти весь род вымер... К тому же на том же судебном процессе, где дона Вальяверде лишили титулов и развели с мачехой Оливио, самого Оливио восстановили во всех правах, объявив недействительными папашины решения – и насчет отречения, и насчет того, что Оливио якобы умер. Теперь он официально назывался Оливио Вальяверде. Капитан в связи с этим вызвал его и поинтересовался, как теперь его писать в бумагах Корпуса. На что Оливио, недолго подумав, сказал, что по-прежнему. Потому как паладином он быть не перестал, к фамилии Альбино привык, да и не в его обычае принятые решения менять, и потому пусть так и остается. Но если для совсем официальных бумаг нужно, то нельзя ли писать две фамилии? Капитан на это сказал, что обычно так не делают, но ничто этому не мешает. Так что получил Оливио новое личное свидетельство, в котором ему написали двойную фамилию на кестальский манер – Вальяверде и Альбино. Его это вполне устроило, тем более что в повседневности он продолжал называться Альбино.

Поскольку Оливио теперь считался старшим в роду Вальяверде, он обязан был присутствовать на этих клятых традиционных приемах, пока Джамино не стукнет восемнадцать лет. А до этого еще целых четыре года! Так что по вечерам каждую среду, субботу и седмицу после Пробуждения, то есть весь февраль, он только то и делал, что приходил на эти самые зимние приемы в особняк Вальяверде, и весь вечер торчал в зале в парадном мундире, сохраняя на лице мрачно-торжественное выражение, пока мачеха общалась с гостями и представляла Джамино плайясольским донам и доньям. Джамино это тоже было не очень-то по нраву, эти приемы его страшно утомляли своей скучной официальностью, но – традиция, и надо было терпеть. Сами плайясольские доны и доньи то и дело с любопытством поглядывали на Оливио, одетого в парадный мундир, но если и заговаривали с ним, то на отвлеченные темы. Для плайясольской знати стать паладином значило опуститься до уровня каких-нибудь бастардов, или вообще простонародья, и Оливио сочувствовали, в том смысле, что ему пришлось стать паладином из-за придури отца. Оливио же всем своим видом старался показывать, что он сам считает честью носить паладинский мундир. Впрочем, когда ему удалось затащить на один из особенно больших приемов Робертино и официально представить гостям, назвав его полное имя, плайясольские доны и доньи призадумались и многие мнение насчет паладинства поменяли. Все-таки, раз уж законный сын графа Сальваро и племянник короля сделался паладином… это что-то да значит.

А Тонио первую половину февраля вообще в столице не было – уезжал в Мартинику. Его отец прислал капитану Каброни пространное письмо, в котором слезно просил предоставить Тонио двухнедельный отпуск, потому что сыну Тонио исполняется четыре года и четыре месяца, и для мартиниканца это очень важно. Во-первых, ребенка представляют богам и дают ему настоящее имя, и отец обязан присутствовать, единственная причина, по которой он присутствовать не может – это смерть или тюрьма; во-вторых, обязательно надо представить ребенка всему клану, да еще и клану его матери, и тут без отца тоже никуда, ну и в-третьих, у рода Квезалов как раз время большого родового праздника, и все его члены должны по возможности присутствовать. Капитан вызвал Тонио и вручил ему это письмо. Тот, прочитав, страдальчески сморщился:

– М-м-м… сеньор капитан, что я должен сделать, чтоб вы меня на две недели в карцер засадили, или вообще на покаяние в монастырь отправили?

– Что за глупости, Квезал? – рассердился капитан. – У тебя сын растет, для паладина это вообще огромная редкость – свои дети, которые еще при этом и не плод нарушенного обета. Ради всего остального я бы тебя не отпустил, но ради сына – приказываю ехать. Вот тебе отпускное свидетельство на две недели, до четырнадцатого числа. Всё, свободен, иди собирай вещи… и подарков ребенку купить не забудь.