Галина Липатова - Удача близнецов [СИ]

– Ну и пес с ним, – Бласко встал, принялся одеваться. – Пойдем, в самом деле, в дом. Всё равно скоро ужин, я хочу спать пораньше лечь, чтоб завтра с утра в село поехать, еще потренироваться барана таскать. Заодно заглянем к Роблесу, посмотрим, как там у него дела. И дядя прав – надо Бенито про Ибаньеза рассказать, что он к тебе приставал. Если в Трех Оврагах терпеть не могут ни Салисо, ни Ибаньеза, то это нам на руку.

Жиенна затерла свою схему, сняла с веток полупросохшие купальные костюмы, и близнецы ушли ужинать.

И опять ближе к утру близнецы одновременно проснулись от кошмара и страшного воя.

Жиенна запустила маленький световой огонек (в спальне вместо ночников-светошариков у кровати стояли подсвечники с плафонами, и зажигать свечи было лень), села на кровати:

– Опять то же самое. И – слышишь – собаки-то молчат.

Бласко поворочался, выполз из-под одеяла:

– Угу. Чертовня какая-то. Почему мы слышим этот вой, а другие – нет? Ведь… Ведь от такого воя весь дом должен был проснуться, гавкали бы собаки, бегали бы слуги… Но тишина.

– Может это потому, что мы – маги? И вой на самом деле слышен только в тонком плане? – вздохнула Жиенна. – Если б услышать его не во сне… может, тогда бы мы сумели понять, что это такое.

– Я вот подумал… вряд ли бы мы услышали его, бодрствуя, – покачал головой паладин. – Я помню, нам наставник Чампа рассказывал, что есть сущности, которых почуять можно только во сне или в глубоком медитативном трансе… О.

Он хлопнул себя ладонью по лбу:

– Какой же я дурак!!! Как я сразу не сообразил!!!

Жиенна нащупала комнатные тапки, вылезла из кровати, надела халат:

– Так, погоди. Раз уж мы проснулись, то давай займемся делом. Но сначала – по нужде и прочее.

Она скрылась за дверью чуланчика с ночными вазами, а Бласко, тут же почувствовав позыв к тому же самому, набросил халат и подошел к дверце, нервно переминаясь с ноги на ногу. И сказал:

– Ты права. Пока все спят, мы можем попробовать все-таки вычуять этого… так сказать, волколака. И это… ты там побыстрее, мне тоже очень надо.

– Знаю, – глухо буркнула из-за двери сестра. – Сейчас.

За дверью звякнула крышка ночной вазы, потом зажурчала вода в умывальнике, и через полминуты Бласко наконец сменил сестру на сортирном посту.

Когда он, умывшись, вернулся в спальню, Жиенна уже была одета и нетерпеливо притопывала ногой.

– Давай одевайся поскорее. Надо бы на пустоши попасть, пока еще темно и нас толком никто не увидит.

– Это будет непросто, надо же как-то лошадей из конюшни вывести… – Бласко чуть не упал, пытаясь попасть в штанины второпях.

– Да зачем. Темно же, никто не видит. Можем телепорт построить. Я хорошо помню взгорок с бабушкиными камнечленами. И тот уютный распадочек, где мы тренировались пару дней назад. Там как раз нам никто и не помешает.

Она была права. Если бы они пошли выводить лошадей, то вполне могли бы разбудить конюха, пришлось бы либо объяснять, куда и зачем они среди ночи собрались, либо воздействовать на него так, чтобы не задавал лишних вопросов и не болтал. Эта магия была посложнее, чем обычные паладинские и инквизиторские воздействия, и давалась близнецам плохо. Так что телепорт – лучшее, что можно придумать.

– Ну, куда? К камнечленам или в распадок? – спросила Жиенна, уже готовя телепорт.

– Давай к камнечленам все-таки, там обзор лучше, пес его знает, как сработает чутье в распадке, – подумав, сказал Бласко. – Чампа говорил, что иногда во впадинах и оврагах бывают искажения, да и просто смотреть сложнее…

Вид с дороги у камнезнаков и правда был отличный. Лунный свет озарял озерную долину и пустоши. Усадьба Каса Гонзалез четко выделялась на озерном берегу темным силуэтом с двумя яркими точками фонарей. За озером усадьба Ибаньеза виделась просто мутным пятном, и там не горел свет. Каса Роблес тоже была темной. И на пустошах вокруг – ни огонька.

– Все спят. Одни мы тут дурью маемся, – вздохнул Бласко, оглядевшись. – Тебя учили в глубокий транс входить?

– Конечно учили, но не для того, чтоб в нем чуять, а чтобы молитва была сильнее, – Жиенна на всякий случай достала из кармашка четки и намотала на запястье. – Чуять – это ваше, паладинское дело. Давай пистоль, я тебя посторожу.

Бласко отдал ей пистоль и тесак, сам уселся на округлый камень у подножия менгира и, достав четки, принялся молиться. Входить в глубокий транс сходу, как это делали старшие паладины, он еще не умел. Да и чутье было у него не очень хорошим, но Бласко надеялся, что в трансе он сможет чуять лучше.