– Ну, это возможно, – пожал плечами Бласко. – И если это правда, то я не знаю, как с ним разобраться. Вроде бы он покидает носителя только когда внутри жрать нечего… или когда носитель гибнет от других причин. А как обнаружить его в живой овце – понятия не имею.
Жиенна встала с камня и опять пошла к овце. Бласко двинулся за ней.
Инквизиторка вынула из ножен свой кинжал, закатала рукава жакета и блузы, и, наложив на руки и клинок очищающие чары, а потом защитные, принялась копаться внутри овцы, вороша остатки внутренностей кинжалом.
– Знаешь, какой-то этот черный паразит слишком переборчивый и обожравшийся, – сказала она, вынимая из овечьего брюха кусок печени на острие кинжала. – Смотри сколько жратвы оставил. А ведь хищники первым делом печень стараются сожрать подчистую. А потом уже остальное.
– Тоже верно. Значит – малефикарья магия? – погрустнел Бласко.
Жиенна очистила клинок кинжала, огляделась и, никого постороннего не увидев, скастовала водяной шарик, раздавила его в руках, чтоб смыть овечью кровь, и на всякий случай еще раз наложила очищающие чары.
– Может быть. И если так, то тогда мы просто обязаны сказать бабушке, и пусть она напишет и в вашу канцелярию, и в местную коллегию Инквизиции.
– Я бы… я бы немножко еще подождал, – паладин посмотрел на овечью тушу.
– Чего?
– Не знаю. Но мне кажется, грядущее таскание барашка как-то с этими овечьими убийствами связано, – признался брат. – Не могу понять, почему и как оно может быть связано. Но вот кажется мне так, и всё тут.
Из них двоих интуиция была лучше развита у Бласко, и сестра знала: его «кажется» – это не просто придурь, и есть все основания к этому «кажется» прислушаться.
– Хорошо. Когда там оно намечается?
– А в эту седмицу. Бабушка говорила, что сразу после таскания они с дядей в Сакраменто уедут, заранее, там же во вторник собрание гидальгос, так она хочет пораньше, чтоб про нас поразузнать. Они бы и в седмицу уже поехали, но хотят посмотреть, как я на Гнедке выступлю.
– Как думаешь, чего нам ждать?
– Понятия не имею. До седмицы еще три дня, за это время мы что-нибудь выясним, я надеюсь, – вздохнул паладин. – Кстати… давай сегодня местных порасспрашиваем. Бенито этого, например. Понимаю, тебе с ним лишний раз общаться не хочется, но… всегда ведь можно прибегнуть к воздействию, а?
Жиенна кивнула.
Они вернулись к лошадям и поехали в село, больше ни о чем не говоря. Каждый думал об одном и том же: странной, пугающей загадке, с которой они тут столкнулись нежданно-негаданно.
Бенито с приятелями поджидал близнецов сразу на въезде в село. Парни сидели на каменном низком заборе, угощались пивом из тыквенных фляг и грызли местное лакомство – жареные коренья лопуха. Бласко еще в детстве, когда близнецы приезжали к бабушке в гости, жареный лопух пробовал, и никак не мог понять, что местные в нем находят.
– О, явились! День добрый, сеньоры, – ухмыляясь и обмазывая близнецов сальным взглядом, сказал Бенито. – А конь знатный, дядя, небось, дал?
– День добрый, – ответил Бласко. – Да, дядя Эрнандо, узнав, что я записался на таскание, решил дать мне своего Гнедка.
– Ну, хороший конь – уже половина дела, – сказал Эугено. – Лишь бы ты на нем держался крепко, студент.
Бласко пожал плечами:
– Да пока не жаловался. Ну, парни, где тут потренироваться можно?
Бенито закрыл свою флягу, скомкал бумажный кулек из-под жареных лопуховых корней, заодно вытирая им руки, и бросил под забор. Свистнул, и из распадочка слева от дороги выбежал буланый конь под седлом. За ним поднялись еще две лошади – пегая кобыла и такой же мерин. Бенито легко взобрался на буланого, Эугено и Ксавиер запрыгнули на своих.
– Поехали вон туда. Там у нас дальний выпас, на нем тоже ручьи есть, как на выгоне, а овец почти нет. Можно погонять хорошо, посмотрим, на что ты годен.
– А ты, я полагаю, лучше всех местных верхом скачешь? – спросил Бласко. Бенито расплылся в самодовольной ухмылке:
– А то. Подхолмские говорят, что их Хуан лучше, но врут. Просто ему везло так, что он трижды подряд выигрывал. Немудрено, ведь он, засранец, перед каждым тасканием к Салисовым близнецам бегал, подарками их обсыпал, вот они только ему и давали, остальным отказывали… А теперь вообще дают только тем, кто из Дубового Распадка, сволочи… Своих ублажают и удачей одаряют… А мы вот без ничего остались… Лавочниковы близнецы слишком малы, им пятнадцать лет только, еще нельзя – грех ведь перед Матерью и Девой. А больше в наших трех селах близнецов-то и нет… Слушай, ну может, все-таки… а? – уставился Бенито на Бласко и Жиенну чуть ли не умоляющим взглядом. Позади хихикнул Ксавиер и вздохнул Эугено.
Читать дальше