Андрей Васильев - Хранитель кладов [СИ litres]

– А мне вот этот браслет понравился, – я цапнул украшение, недовольное тем, в чьи руки оно попало. – Я его в счет своей доли возьму?

– Валерий, твою долю определяю я, таков был договор, – водянисто-голубые глаза Шлюндта не моргая уставились на меня. – Равно как и способ ее выплаты. Поверь, расчет будет предельно честен, я никогда не обманываю тех, с кем работаю. Меня не раз пытались провести, это да, но я никогда подобным не занимался, таковы мои принципы.

– Вот и замечательно, – я подбросил браслет на ладони. – Кстати, мне и в голову не приходило то, что вы попытаетесь меня надуть. Да и в целом я спокойно отношусь к деньгам, это Стелла на них повернута. С большими деньгами приходят большие проблемы, которые мне в данный момент на фиг не нужны. Но этот браслет я все же заберу. Карл Августович, это часть первого клада, который я нашел. Настоящего клада, а не какой-то детской захоронки. Проще говоря, сувенир на память.

– Сувенир, – Шлюндт подцепил пальцем браслет, сдернул его с моей ладони и усмехнулся. – Украшение работы Самсона Ларионова – сувенир? Валерий, ты в своем уме? Нет, я не против, если ты возьмешь… Ну, вот, скажем, пару екатерининских империалов. Смотри, они в идеальном состоянии, да еще и 1755 года, то есть из самой первой отчеканенной партии. Но это-то предмет искусства. Культурное достояние, в конце концов! Этот браслет должен храниться в должном месте, там, где он получит надлежащий уход. В частной коллекции, например.

По сути, он все правильно говорил, да и не нужен был мне сам браслет как предмет, чего уж там. Просто на душе до сих пор мерзотно было, словно я хорошего, пусть и незнакомого человека под удар подставил. Я к кладам Хранителем вроде как приставлен, а на деле их использую как разменную монету, пусть даже и по необходимости. «Ты предал нас» – эти слова все еще звучали в моих ушах.

И было безумно стыдно перед той девчонкой, что в этом браслете живет. Понятно, что никакая это не девчонка, а некая бестелесная сущность, но это не столь и важно. Я не ангел, всякого на душе хватает, но есть некие грани, которые мне не хочется переступать. Это одна из них.

– Мне ни к чему монеты, мне нужен вот этот браслет, – спокойно ответил я, забирая у антиквара украшение обратно. – Считайте это моей легкой чудинкой, по моему мнению, каждый человек имеет право на таковую. И, разумеется, высчитайте его стоимость из причитающейся мне доли, это не обсуждается.

Взгляд Карла Августовича потяжелел, он молчал и смотрел на меня. Я беззаботно улыбнулся, но взгляд в сторону не отвел. Сейчас тот момент, когда я пойду до конца и со своих позиций не отступлю.

– Пусть будет так, – наконец промолвил он, захлопнул крышку ларца, со скрежетом задвинул боковые крепежи и неожиданно легко поднял его. Тяжелая штука-то, а он, вон, как перышко ее тащит. – Не вижу смысла ссориться с тобой из-за какой-то безделицы, пусть даже и вышедшей из ларионовской мастерской. Тем более что и клеймо на ней не очень отчетливое, на одной экспертизе разоришься.

– Спасибо, Карл Августович, – от души поблагодарил я антиквара, немного радуясь тому, что дело до ругани не дошло, а то и до чего похуже. – За то, что верно все поняли.

– Да-да, – покивал Шлюндт, спускаясь с чердака. – Да и я не очень-то прав. Что монета? Просто золото, сколько его еще у нас будет? А это все же вещь. Память.

Мне кажется, или екатерининский рубль, что я так и таскаю с собой, немного потеплел в кармане? Наверное, кажется. Но вот это «у нас» мне не очень понравилось, хотя в глубине души я понимал, что отчасти он прав. Отчасти, потому что золота именно у него прибавится, а не у нас. В том, что при расчете он нас со Стеллой наверняка надует, я не сомневался ни на секунду, особенно после его слов о беспримерной честности, когда так говорят, значит, точно собираются тебя «кинуть». И ведь ничего не сделаешь. Как проверить, что сколько стоит? А никак. По закону этот ларец ведь куда должен отправиться? В соответствующие органы, для инвентаризации и оценки, а потом нам, наверное, какой-то положенный процент выплатят. Сильно потом. Может быть.

Мы этого не сделали и не сделаем, и, следовательно, не в моих интересах вообще кому-то рассказывать о произошедшем, потому что я теперь, по сути, соучастник преступления. Не сильно страшного, но прописанного в уголовном кодексе. Или административном, я точно не знаю. Так и так плохо.

И, получается, слово Карла Августовича становится единственно верным, сколько скажет, столько и будет. Но устраивать дрязги пока не в моих интересах, поскольку, похоже, без его услуг в ближайшее время не обойтись. Вот и выходит, что эта кабала была первая, но не последняя.