Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

— Я не хочу предполагать, что она сделает это ради меня. — сказал Киран.

— Она знает, как дорог ты для меня, — сказал Марк, и Кристина кивнула соглашаясь. Хелен, наполовину фейри сама, она определённо поймёт. Но Киран только полузакрыл глаза, словно терпя боль.

— Я благодарю вас. Вас обоих.

— Нет нужды в формальностях… — начала Кристина.

— Нет, есть, — сказал Киран. — То, что было у нас прошлой ночью — я был счастлив в те моменты, и я знаю, что у нас их больше не будет. Я потеряю одного из вас и, вполне возможно, потеряю обоих. На самом деле, это кажется наиболее вероятным исходом. Он смотрел от Марка к Кристине. Никто из них не двигался и не говорил. Момент растягивался больше и больше; Кристина чувствовала себя парализованной. Она желала потянуться к обоим из них, но, возможно, они уже всё решили? Может, это было действительно невозможно, как сказал Киран. Он, должно быть, знал. И Марк выглядел так, словно испытывал сильные мучения — он не выглядел бы так, если бы не имел тех же страхов, что и она? И Киран… Рот Кирана сжался в ровную линию.

— Простите меня. Я должен идти. Кристина смотрела, как он поспешил прочь, исчезая в тенях в конце коридора. За окном, она увидела, как Алек и Магнус выходят из задней двери Института в яркий солнечный свет. Клэри и Джейс следовали за ними. Было ясно, что они прощаются. Марк прижался спиной к окну.

— Хотел бы я, чтобы Киран понял, что будет хорошим Королём. Свет через окно обрамил его бледные волосы в золото. Его глаза горели янтарём и сапфиром. Её золотой мальчик. Хотя тьма Кирана была такой же привлекательной, в своём смысле.

— Мы должны поговорить наедине, Марк. — сказала Кристина. — Встретимся снаружи Института этой ночью.

* * *

Эмма и Джулиан покинули библиотеку в тишине, и дошли обратно до её комнаты в той же тишине, пока Джулиан не заговорил.

— Я должен оставить тебя здесь, — сказал он, указывая жестом на её дверь. Он звучал так, словно у него болело горло — грубоватым и охрипшим. Его рукав всё ещё был закатан до локтя, показывая заживлённую кожу его предплечья. Она хотела дотронуться до неё — дотронуться до него, чтобы убедить себя, что он был снова собой. Её Джулианом снова. — Ты будешь в порядке?

Как могу я быть в порядке? Она машинально потянулась к ручке, но не могла заставить себя повернуть её. Слова, которые произнёс Магнус, крутились у неё в голове. Проклятье, срывание меток, оставайтесь вдали друг от друга. Она повернулась, прижимаясь спиной к деревянной двери. Смотря на него впервые после того, как они были в библиотеке.

— Джулиан, — прошептала она. — Что мы делаем? Мы не можем жить не говоря друг с другом, или даже не думая друг о друге. Это невозможно.

Он не двигался. Она впитывала его черты, словно алкоголик, обещавший себе, что это была последняя бутылка. Она держалась так долго, говоря себе, что, когда заклинание будет снято, она получит его обратно. Даже не как романтического партнёра, а как её Джулса: её лучшего друга, её парабатая. Но, возможно, они сменили один вид клетки на другой. Она задавалась вопросом, думал ли он то же самое.

Его лицо больше не было без эмоциональным: оно было живое с цветом, эмоциями; он выглядел потрясённым, словно он поднялся слишком быстро из глубокого погружения в море, и боль от давления только сейчас настигла его. Он взял её лицо в свои руки. Его ладони изогнулись на её щеках: он держал её словно лёгкое, нежное чудо, которое она ассоциировала с почтительным обращением к ценным и хрупким вещам. Её колени подогнулись.

Поразительно, подумала она; Джулиан под действием заклинания мог целовать её голую кожу, и она чувствовала пустоту внутри. Этот Джулиан — настоящий Джулиан — легко дотрагивался до её лица и её захлёстывало такое сильное желание, что оно почти причиняло боль.

— Мы должны, — сказал он. — В Аликанте, до того, как я пошёл к Магнусу, чтобы попросить его наложить заклинание, это было потому, что я знал… — он тяжело сглотнул. — После того как мы почти … на кровати … я почувствовал, как моя руна начинает гореть.

— Поэтому ты выбежал из комнаты?

— Я мог чувствовать проклятье, — он опустил голову. — Моя руна горела. Я мог видеть пламя под моей кожей.

— Ты не говорил мне эту часть, — сознание Эммы закружилось; она помнила, что Диана говорила в Туле: их руны начали гореть, словно огонь. Словно они имели огонь в их венах, вместо крови.

— Сейчас это впервые важно, — сказал он. Она могла видеть всё, что оставалось невидимым для неё ранее: тёмные синяки-тени под его глазами, линии напряжения рядом со ртом. — До этого, на мне было заклинание, или мы были в Туле, и ничего не могло случиться. Мы не были парабатаями там.