Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

— В библиотеке, — сказала Клэри. — Я помогу подготовить ее и принесу туда что-нибудь из еды для вас. Вы, должно быть, умираете с голоду, хотя мы и нанесли вам несколько таких. — Она указала на руну Подпитки на руке Эммы. — Хорошо, давайте живо все на выход…

— Обними за меня Тая, — сказала Эмма Тавви, когда он спрыгнул с кровати. По виду он заколебался в выполнении данной просьбы, но последовал шеренгой на выход за всеми остальными. А затем в комнате стало тихо и пусто, за исключением Эммы и Джулиана. Она соскользнула с кровати, и на этот раз ей удалось встать без головокружения. Она почувствовала легкое покалывание от своей руны и подумала: это потому, что Джулиан здесь, я черпаю от него силы.

— Ты чувствуешь ее? — Сказала она, касаясь своего левого плеча. — Руну Парабатая?

— Я больше не чувствую ее, — сказал он, и сердце Эммы упало. На самом деле она знала об этом с того самого момента, как он вошел в комнату, но она не понимала сколь много надежды она все еще возлагала на то, что каким-то образом заклинание могло быть разрушено.

— Отвернись, — глухо сказала она. — Мне нужно одеться.

Джулиан поднял бровь. — Ты же знаешь, что я видел все это прежде.

— Что не дает тебе привилегий на дальнейший просмотр, — сказала Эмма. — Отвернись. Живо.

Джулиан отвернулся. Эмма поискала в своем шкафу наименее смахивающий на тульскую одежду наряд, который у нее только был, и в конце концов выудила платье в цветочек и винтажные босоножки. Она переоделась, наблюдая за тем, как Джулиан смотрел на стену.

— Так, просто для ясности, заклинание снова действует, — сказала она, как только одела платье. Она спокойно взяла жилет, который носила в Туле, достав оттуда письмо Ливви и положив его в карман платья.

— Да, — сказал он, и она почувствовала, как это слово, словно игла вошло в ее сердце. — У меня было несколько снов, снов с чувствами в них, но к тому времени, как я проснулся… они исчезли. Я знаю, что я чувствовал, даже, как я чувствовал, но сейчас я не чувствую этого. Это все равно что знать, что у меня есть рана, но не помнить, на что похожа боль.

Эмма сунула ноги в босоножки и скрутила свои волосы в узел. Она подозревала, что, вероятно, она сейчас выглядела бледной и ужасной, но какое сейчас это имело значение? Джулиан был единственным человеком, на которого она хотела бы произвести впечатление, но его это сейчас совершенно не заботило.

— Можешь поворачиваться, — сказала она, и он обернулся. Он выглядел куда мрачнее, чем она могла бы подумать, словно нерушимое заклинание было для него мучением. — Итак, что ты собираешься делать?

— Подойди сюда, — сказал он, и она подошла к нему с небольшой неохотой в то время, как он начал разматывать повязки на своей руке. В этот момент трудно было не вспомнить, как он говорил с ней в Туле, как он вкладывал каждый кусочек себя, свою надежду, тоску, желание и страх в ее руки.

Я сам на себя не похож без тебя, Эмма. Как только ты растворишь краску в воде, ты не сможешь вернуть ее обратно. Я не могу вывести тебя из себя. Это значит вырезать мое сердце, а я не люблю себя без своего сердца.

Бинты спали, и он протянул ей свое предплечье. Она вздохнула. — Кто это сделал? — Спросила она.

— Я, — сказал он. — Перед тем как мы покинули Туле. На внутренней части его руки, пересекая кожу, он вырезал слова: слова, которые сейчас уже зажили, превратившись в красно-черные шрамы.

ТЫ В КЛЕТКЕ.

— Ты знаешь, что это значит? — Спросил он. — Зачем я сделал это?

Казалось, что ее сердце разбилось на тысячу кусочков. — Знаю, — сказала она. — А ты?

Кто-то постучал в дверь. Джулиан отскочил назад и начал поспешно перематывать руку.

— Что там? — Отозвалась Эмма. — Мы почти готовы.

— Я просто хотел сказать вам, чтобы вы спускались, — сказал Марк. — Мы все хотим услышать вашу историю, и я приготовил свои знаменитые бутерброды с пончиками.

— Я не уверена, что «Тавви их любит» — это именно то, что подразумевает большинство людей, когда говорят «знаменитый», — сказала Эмма.

Джулиан, ее Джулиан, сейчас бы рассмеялся. Этот же Джулиан просто сказал:

— Нам лучше идти, — и прошел мимо нее к двери.

* * *

Сначала Кристина подумала, что волосы Кирана побелели от досады или потрясения. Но спустя несколько минут, она поняла, что они были усыпаны сахарной пудрой.

Они находились на кухне, помогая Марку раскладывать на тарелки яблоки, сыр и «бутерброды с пончиками» — ужасно отвратительная смесь с пончиками, разрезанными пополам и наполненными арахисовым маслом, медом и желе.