— Это была не осечка, — медленно сказал он.
— Не осечка? Тогда что же?
Несколько секунд Геррик смотрел на меня, видимо что‑то соображая, а потом все так же медленно произнес:
— Включи телевизор.
— Зачем? — спросил я.
— Включи-включи, сейчас увидишь…
Замерцал экран, и появилась на нем бесконечная колонна повозок, движущихся по какой‑то равнине. Голос диктора сообщил, что началась эвакуация руандийских беженцев из Заира. Войска Леона Кабиллы — уже в шестидесяти километрах от Киншасы…
И вдруг экран безнадежно погас. Будто вырубили свет сразу во всей квартире.
Стала видна пыль на выпуклой серости кинескопа.
Я обернулся к Геррику.
— Вот именно, — подтверждая, кивнул он. — Так будет с любым механизмом или устройством. Капсюль в патроне не сработает, порох не воспламенится, двигатель на полном ходу превратится в глыбу слипшегося металла. Ты помнишь, как давеча перевернулась машина?..
— Любопытно, — сказал я. — И как тебе это удается?
Геррик безразлично пожал плечами.
— Не знаю, удается, мы с этим рождаемся… — И, по‑видимому, заметив на моем лице тень недоверия, поспешно добавил: — Ты же не знаешь, например, как работает телевизор. Ты его просто включаешь — и все. Просто пользуешься. Мне вообще странны все ваши приборы и оборудование. Наука ваша, занимающаяся созданием агрегатов. Зачем агрегаты, если тебе даны тело и разум?
— Значит, из огнестрельного оружия тебя убить нельзя?
— Только мечом на поединке, один на один, — ответил Геррик.
— А если издалека, скажем из снайперской винтовки?
— Тенто на это не пойдет, он же не сумасшедший. Это запрещено Законами Чести.
— Законы — это законы, а жизнь — это жизнь, — заметил я. — Если твой Тенто решит, что так победить проще, что ему помешает выстрелить или — если не самому — нанять профессионального снайпера? Заказное убийство сейчас стоит совсем недорого.
— Ты ничего не понял, — внятно сказал Геррик. — Законы Чести — это не ваши законы, писанные по бумажке, нарушать которые может каждый, пока его не поймают. Законы Чести — это сама наша жизнь. Их преступить невозможно, даже если это сулит чрезвычайные выгоды. Вот ты, например, — у тебя есть человек, которого ты по‑настоящему ненавидишь?
— Ну, один такой есть, подлец, — кивнул я.
— Но ты же не пойдешь его убивать из‑за своей ненависти?
— Если я его убью, меня просто посадят. Вот еще — получить десять лет из‑за этого хмыря!..
— Нет, не в этом дело, — непримиримо сказал Геррик. — А если бы ты имел возможность убить его так, чтобы тебя даже не заподозрили? Ну, например, нанять киллера, как ты только что предположил, или подстроить несчастный случай? И насчет тебя — ни у кого никаких намеков? Ты же все равно не станешь его убивать? Для тебя это неприемлемо по твоему образу жизни. Помнишь, ты тогда назвал меня… м‑м‑м… убийцей? Несправедливо, конечно, но — и у нас точно так же. Убить ничего не подозревающего человека на расстоянии — противоестественно. Это чудовищно, это подло, это значит — опозорить себя до скончания времен. На такое не пойдет ни один из лордов. Простолюдин, может быть, — да! Лорд — ни за что на свете! Он покроет позором не только себя, но и весь свой Дом. — Геррик, кажется, почувствовал, что не убедил меня, потому что оперся о стол и наклонился вперед всем телом. Закачались льняные локоны, чуть завитые на кончиках. — Как бы тебе лучше объяснить это? Вот аналогия: вы воевали недавно с одной из своих республик. Крошечная такая республика, в горах, верно?..
— Да, позорная была война, — поспешно сказал я.
— И вы эту войну проиграли. Маленький народ вдруг победил огромное государство. Не будем сейчас выяснять, почему так случилось. Но ведь вы могли бы и выиграть эту войну — одним ударом, если бы применили свое ужасное оружие, поражающее все и вся. Вы, по‑моему, называете его атомной бомбой? Почему вы не сбросили атомную бомбу на их столицу? Война была бы закончена в один день…
— Это было невозможно, — выпрямившись, сказал я. — То, что ты говоришь, и в самом деле чудовищно. Погибли бы сотни тысяч ни в чем не повинных людей. Дети, старики, женщины. Это не укладывается в рамки нашей морали.
— Они же все равно гибли, — сказал Геррик. — Гибли во время бомбежек, во время штурма городов и поселков. Не вижу разницы — убивать осколочной бомбой или атомной. Что такое атомная бомба? Это просто тысяча обыкновенных бомб, соединенных вместе…
Он — ждал.
— Нет, невозможно, — наконец сказал я. — Существуют вещи, которые мы делать просто не в состоянии. Мировое сообщество немедленно осудило бы эту акцию. Нас назвали бы преступниками и исключили бы из всех международных организаций. Мы оказались бы в полной политической изоляции.
Читать дальше