Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Впрочем, люди не совсем лишены здравого смысла, поэтому по ночам еду все-таки можно найти. Например, в пиццерии возле вокзала и в большом магазине на вершине холма. Эна, проголодавшись, предпочитает ходить в магазин, в пиццерии ей не нравится освещение и общая атмосфера, в такой обстановке надо не ужинать, а стены крушить. И сама еда, которую готовят без удовольствия, из-под палки; то есть на самом деле палками никто никого не бьет, Эна сама проверяла, специально ходила на кухню посмотреть, чем там занимаются повара. «Из-под палки» это просто такое выражение, чтобы описать – как это называется человеческими словами? – а! безрадостный принудительный труд.

Короче говоря, еда в привокзальной пиццерии невкусная и не особо полезная, даже в недолговечное иллюзорное тело лучше такую не класть. Ресторанов, где еду готовят с удовольствием, в городе пока не сказать чтобы много; оно и понятно, такая уж тут непростая реальность, впору удивляться, что они вообще есть. Эна уже насчитала целых семнадцать, притом что специально их не искала, просто заглядывала, когда гуляла, и что-нибудь пропустила наверняка. Но по ночам они, к сожалению, не работают. Серьезный просчет!

Поэтому если проголодаешься среди ночи, лучше сразу идти в большой круглосуточный супермаркет на вершине холма. Во-первых, дорога туда приятная, Эне нравится неторопливо подниматься на холм. А во-вторых, там всегда есть еда, от которой тело ликует – хлеб и вино. Вроде бы тоже не развлечения ради люди их производят, а чтобы заработать денег на жизнь, но хлеб и вино почему-то не особо портятся от принудительного труда. Видимо, злаки и виноград содержат так много радости, что их почти ничем не перешибить, – думает Эна, пока несет покупки в кассу самообслуживания. За хлеб она платит деньгами, ей это нравится. Она бы и за вино с удовольствием заплатила, но продавать вино по ночам запрещают какие-то нелепые местные правила, поэтому вино приходится брать просто так.

Эна спускается вниз с холма, на ходу жует бублик и энергично размахивает кошелкой с покупками. Иногда Эна подпрыгивает и крутит кошелку над головой – не потому что это зачем-нибудь надо, а просто от избытка хорошего настроения. И вообще от избытка – всего. Поэтому когда ее ноги отрываются от земли, в первый момент Эне кажется, что это она сама чересчур увлеклась; Эна успевает подумать медленной человеческой головой: «Вот это я молодец, давно было надо, тело телом, но нельзя же постоянно ходить по земле, не взлетая, на то и законы природы, чтобы их иногда нарушать», – и только потом понимает, что это она не сама взлетела. Другая, посторонняя сила ее несет. И это так смешно, что Эна хохочет, как от щекотки; ну это и правда немного напоминает щекотку – неожиданный, бесконтрольный и очень неторопливый полет. «И сила тоже смешная, – думает Эна. – Явно нездешняя, если уж сумела меня унести, в этой реальности такое точно никому не под силу. Но я уже много раз ощущала здесь похожее настроение – веселое бесстрашное любопытство, способное все превратить в игру… А, поняла, почему мне так кажется. Дети! Дети примерно так чувствуют, когда, заигравшись, удирают от нянек и плохо себя ведут.

Ну, теперь-то понятно, кто меня уволок, – думает бесконечно довольная Эна. – В этой реальности высшие духи начинают вести себя совершенно как дети. Впрочем, ровно наоборот: это здешние дети умеют вести себя как высшие духи, пока смерть и любовь – то, что здесь считается любовью и смертью – их не сломают. Но ладно, хоть так, все-таки опыт есть опыт, его, как тут говорят, не пропьешь».

Наконец Эне надоедает лететь, смеяться и думать, поэтому она садится на землю, ставит рядом кошелку с покупками и говорит:

– Привет.

– Привет, – отвечает ей ветер; впрочем, он больше не ветер, а огнедышащий зверь и чуть-чуть человек, и тяжелая темная тень их обоих, горькая ледяная вода и дурманящий дым.

– Хорош! – почти невольно улыбается Эна. – Что ты точно умеешь, так это с первого взгляда бесповоротно очаровать.

Огнедышащий зверь по-кошачьи бодает ее в плечо, человек обнимает, тень ложится под ноги ласковой тьмой, влага течет по щекам чужими слезами, дым щекочет гортань, и все они вместе, хором, радостно заключают:

– Я тебя знаю! Я знаю тебя!

– Конечно, знаешь, – смеется Эна. – Еще бы ты меня не знал! Ты любишь таких, как я. Всегда, всюду, в каких угодно обличьях находишь и узнаешь. Даже пока мы сами себя не нашли и не знаем. Особенно пока не нашли и не знаем! Это самое интересное для тебя.