Дмитрий Данилов - На пороге [сборник litres]

Хозяин молчал, на лице у него было пасмурнее, чем за окном.

– Слышь, Чёрный, я всё понимаю, щас всем тяжело… Я вот… – Он засуетился, запуская руку куда-то в недра потёртой кожанки.

Лицо хозяина на мгновение прорезало молниями складок, словно донёсшееся похрустывание вызвало у него инстинктивное отторжение, какое вызывает у человека, например, царапанье металлом по стеклу.

– Двадцать восьмой, – отчётливо проговорил Чёрный почти по слогам и тем разом оборвал поток бессмысленных словосочетаний о взаимопомощи, изливаемый Валерием.

Последний тупо уставился на собеседника, словно информация проникала в мозг Валерия медленно, как вода в плотный серый картон.

– Че? – издал он придушенно где-то через полминуты, затем подумал ещё – медленно, с напряжением и, осознав наконец смысл, вскочил и с бормотанием принялся всовывать грязные мятые купюры в руки Чёрного.

Тот отклонился, сложив руки на груди, отступая назад к окну, затем воскликнул громко и неожиданно:

– Эй!..

Валерий вздрогнул, придя в себя. Уловив проблеск сознания в его взгляде, Чёрный медленно и выразительно покачал головой.

– Давай, – лаконично добавил он, давая понять, что гостю пора уходить. – Никому и никогда.

Тот подчинился, неуверенным шагом дошёл до прихожей и движением робота обернулся на пороге:

– А откуда ты знаешь, что их там вообще двадцать восемь? – ожило в нём любопытство.

– Никому, – настойчиво повторил хозяин, берясь за дверь. – Придёшь ещё раз – скажу тебе дату твоей смерти.

Дверь возмущённо бухнула, оставляя выпровоженного Валерия на заплёванной лестничной клетке, где уже два года забывали вставить разбитое окно.

Костик, в своей робкой манере, сначала не отвечал на звонки, а когда ответил, начал что-то объяснять ещё до того, как собеседник успел задать вопрос. Объясняя, он путал начало одной мысли с серединой предыдущей и с концом следующей, превращая речь в неаппетитный жидкий винегрет.

Когда Чёрный добрался до дома Костика, уже начинало вечереть, что выразилось в том, что яркость и контрастность реальности уменьшились вдвое. Это была не темнота, а именно мутное, неразличимое в своей нерешительности изображение. Судя по лицам прохожих и пассажиров автобуса, их сознание было заполонено такой же неясной ватообразной нечёткостью. Было похоже, что им всё равно, куда они идут, что делают и вообще, живут ли или им это только кажется. Казалось, весь город походкой зомби движется куда-то в пустоту.

Чёрный отвёл взгляд от окна, провёл рукой по своему строгому шерстяному жилету и заметил с неопределённой адресностью:

– Непонятно только: больше бытие определяет сознание или наоборот?

Костик сидел на том же кресле, куда он шмякнулся час назад, едва впустив друга внутрь. Щёки у него были всё ещё пунцовые. По своей привычке, войдя в режим извинения, он уже не мог из него вырваться, словно из порочного круга, раз за разом повторяя всё те же слабоголосые объяснения, которые с каждой новой итерацией становились всё грустнее и бессмысленнее.

Услышав вопрос, он растерялся ещё больше, не зная, следует ли ему отвечать и если да, то что? От волнения он громко сглотнул, щёки его засветились сильнее. Чёрный прекрасно знал своего друга, потому продолжил ненавязчивый квазидиалог.

– Хоть бы стену этого склада напротив сделали, например, красной. Было бы веселее.

Костик снова сглотнул, но уже спокойнее:

– Она и была всегда красная, да толку…

Устроившийся на подоконнике Чёрный бросил насторожённый взгляд за окно. Стена склада действительно была красной. По крайней мере когда-то. Правда краска участками облупилась, а на оставшейся площади приобрела застиранный линялый оттенок – непременный признак всех индустриальных строений в стране.

Чёрный куснул губу и сухо согласился:

– И верно…

Тягучей медной каплей в ушах отдался дверной звонок.

Обрадованный поводу сменить тему, Костик сорвался с места. Чёрный, чтобы отвлечься от неприятных размышлений, устроился на ещё советской эпохи красном матерчатом диване и ткнул кнопку телевизионного пульта.

Костик общался с вошедшим по-приятельски, но Чёрному последний знаком не был. Короткая стрижка. Голова формы, настойчиво требовавшей определения «чан». Мебельная походка. Красное, будто обветренное, лицо. В глазах – некий перманентный режим ожидания, очевидно, для экономии энергии. Всё это Чёрный заметил в одно мгновение.

– А, тут у тя люди… – громким размазанным голосом признал его существование пришедший. – Ну здорóво…