Виктор Косенков - Гость внутри [litres]

– Не спать, не спать! – закричал дядя Дима. – От окна! Живо!

Я шарахнулся назад, понимая, что происходит что-то непоправимое. Что сейчас, именно сейчас, кончился мой временный покой, что опять ко мне незаметно подобрался тот самый ужас. Ледяной, животный.

Люди внизу начали убивать друг друга. Сначала бесшумно. А потом вдруг кто-то закричал в тишине. Заверещал, забился. Чье-то бессвязное: «Маааааа…» И выстрелы, словно ждали условного сигнала, разорвали тишину.

Вопреки приказу дяди Димы я кинулся к окну. Человеческие фигурки перебегали от машины к машине, прятались, их руки плевались огнем. Наконец один человечек кинулся к подъезду, на бегу задирая голову.

– Яловегин, – выдохнул я.

– Дурак, стой! – рявкнул в голове дядя Дима.

Но я уже был на лестнице.

– Виталик! Виталик, сюда!

Внизу гулко бахнуло, по лестнице раскатилось эхо. Еще раз. В наступившей тишине я услышал блямканье пустой гильзы о камень.

Затем раздалась неровная дробь шагов. Кто-то бежал наверх. Поручни шатались и гудели.

– Виталик! – снова крикнул я. Шаги смолкли. – Виталик… Это я, Леха! Беляев! Виталик!

– Спустись ниже, – ответил мне знакомый голос.

Я сделал шаг на лестницу, но что-то заставило меня остановиться. А вдруг я ошибся?

Напряженную паузу разрушил грохот в парадном. Стоявший ниже Яловегин метнулся наверх, пытаясь выцепить меня на мушку большого черного пистолета.

– Падай, – приказал дядя Дима.

И я упал.

Вообще-то я не собирался. Но упал. Ноги сами собой подогнулись, тело наклонилось вперед. Я выставил руки и покатился по бетону. Грохнул выстрел. Посыпалась каменная крошка.

Когда мне удалось поднять голову, черный срез дула смотрел точно в мой глаз.

– Мать твою, Беляев, – сказал удивленный Виталик. – Я тебя чуть не убил! Ты ж…

Договорить ему не дали, снизу послышался топот.

Вскочив, я потащил Яловегина за собой. Захлопнул дверь Натальиной квартиры и прижался к стене. Мы оба тяжело дышали, вслушиваясь.

Сапоги протопали выше. Ругань. Грохот наверху.

– Там чердак есть? – шепотом спросил Виталик.

– Есть. Кажется.

– Хорошо, если так, может, подумают, что я через крышу пошел…

В опущенной руке он держал пистолет. С пистолета густыми темными каплями падала на пол кровь. Я присмотрелся и понял, что кровь течет с руки Яловегина. Из-под рукава кожаной куртки.

– Ты ранен? – прошептал я.

– Что? – Он удивленно посмотрел на свою руку.

За дверью грохотали сапоги. Теперь вниз.

– Лешенька? Кто это?

Я обернулся. Проснувшаяся Наталья стояла в дверях, испуганная и растрепанная.

– Это Виталик Яловегин. Я работал с ним. Тогда, в клубе, помнишь?

– Здравствуйте, – пробормотал Яловегин, рассматривая окровавленную руку.

– Помню, – ответила Наталья. – Только его бы на диван… Лешенька!

Я обернулся как раз вовремя, что бы подхватить сползающего по стенке Виталика.

Ночь имела густой запах крови и спирта.

Гадкий запах.

– Надави вот тут, над раной. Выше, – командовал дядя Дима. – И теперь режь вниз, расширяй. Но не очень. Хватит…

Странно, но мои руки делали все сами. Иногда казалось, что я просто наблюдаю за работой какого-то человека. Так по телевизору показывают операции. Рана, вокруг нее суетятся руки. Что-то делают. Каждое отдельное движение кажется самостоятельным, никак не связанным с другими. Но на самом деле все это укладывается в стройную систему, понять которую стороннему наблюдателю не дано. Ее видят только хирург и несколько посвященных.

Наталья в комнату не заходила. Крови боялась. Или просто боялась. Это было понятно. Она приносила, осторожно обходя стол, на котором лежал Яловегин, воду, тряпки, водку и сразу уходила, оставляя меня один на один с кровью и пулей. Со всем этим справлялись мы одни. Я и мои гости. А может быть, гости и я. Это разница, поверьте мне. Иногда я начинал путаться в том, кто же все-таки управляет моими руками. Кто режет, кто зашивает, кто тянет непослушный кусочек металла.

Не знаю, кто вытаскивал Яловегина с того света, но устал от этого положительно я один. Гости просто замолчали. А я повалился на диван, чувствуя, как тянется непослушное тело к земле.

– Ты откуда, Беляев? – спросил меня Яловегин. – Из психушки сбежал, – просто ответил я.

Мы сидели у него на квартире, над головой Виталика маячил чертик. Только из прежнего, веселого и с большим «болтом», он превратился в грустного, сникшего чертика, с тоской поглядывающего на своего «подопечного».