Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #2

Ему уже стала предельно понятна картина случившегося и почти прояснилась немедицинская природа его горячки. О многом рассказала Элла, о чём-то сам додумался, кое-что начальник прояснил. И что теперь со всем этим делать? С одной стороны, Иванов верил в добрые побуждения Фрола Карповича и ненавязчивую многоходовочку, разыгранную им в надежде склонить строптивого сотрудника в нужную сторону. Да он намерений и изначально не скрывал, просто по своему обыкновению всего не рассказывал. С другой — ну не хотелось инспектору связываться со всем этим колдовством, с Силой, с наверняка мрачными и рисковыми последствиями от принятия дара. Кожей чувствовал — не его это.

Но вдруг бег мыслей изменился и у инспектора внезапно прорезался интерес — с какой радости боярин ему всё это вот так, запросто рассказывает? Насколько Иванов успел изучить руководство — не тот стиль. Шеф, скорее, наговорил бы ему с три короба, наплёл разного, да и про то, что нельзя приказать — в жизни бы не сказал. Придумал бы что-нибудь новое — он на такие дела видный специалист. А если бы выматерил и пинком погнал работать, завалив поручениями по маковку не особо интересуясь желаниями подчинённого — тогда да, выглядело бы совсем реалистично. Но почему-то ничего этого не делает, напротив — откровениями заваливает. И про Эллу сам сказал, сдавая, фактически, агента; и свои карты на стол рубашкой вниз выкладывает... Не к добру такие новшества. Старые порядки понятнее были.

Вслух же Серёга спросил:

— Температура моя повышенная от Силы?

— Да. Точнее, от её неиспользования. У тебя Печать — своего рода сгусток Силы, да своя дурь наложилась сверху. Вот и вышел переизбыток. Ты же как накопитель получился. Излишки наружу и выходили понемногу, чтобы ты не бабахнул, как перегретый конденсатор. Да, — разулыбался начальник. — Я и такое слово знаю. А если бы умишка хватило поинтересоваться в книгах правильных — то знал бы, как эти самые излишки силы из себя исторгать безбоязненно и на благое дело.

— Это какое же?

— Да хоть рост пшеницы ускорять. Раньше волхвы только этим и промышляли.

— Излишки... откуда? — глупо хлопая глазами, спросил Иванов.

— Так от Печати же, — развёл руки в стороны Фрол Карпович. — Интересная штука, как я понял, вышла. Сила на Силу накладывалась. И каждая норовит саму себя восполнить. Не помещалось всё в тебе. И снова из-за твоей неучёности.

Инспектор покачал головой:

— Ничего не понял. Вообще. Какая-то Сила наложилась на Силу, переизбыток образовался... Я в физике не силён, извините.

Начальник медленно, с удовольствием разлил водку по рюмкам, блюдо с тарталетками демократично пододвинул к середине стола. На этот раз чокнулись, после выпили.

— Ты, Иванов, — снова откинувшись на спинку кресла, начал шеф, — вообще понимаешь, что такое Сила? Какой смысл в этом слове?

— Конечно, — сходу ответил подчинённый. — Это... это... — и тут он запнулся, внезапно осознав, что природу данного явления он описать не может. Понятием оперировать — да, несложно, а вот объяснить... Энергия? Колдовская мощь? Потусторонние эманации? Человеческая дурь в квадрате помноженная на водку в кубе? — ага, та ещё сила, только созидания в ней ни шиша, одно разрушение. Потому честно признался. — Нет. Не могу. Понимать — понимаю, а словами не опишу.

Фрол Карпович изобразил на лице сочувствие мысленным потугам подчинённого, потом ответил:

— Не переживай. Этого в ваши дни почти никто не знает. Позабыли вы мудрость предков, больше на технику надеетесь... Только слово красивое и запомнили. Так вот! Сила, чтобы ты знал, это всё вокруг нас.

— В смысле? — инспектор даже не поленился повертеть головой по ресторанному сумраку, выискивая подвох.

— В прямом. Ну не это, — палец шефа потыкал в стол, — бездушное, а... Ну, чтобы тебе было понятно: Сила — это жизнь. Самый большой дар Его, — взгляд говорящего устремился на мгновение вверх, после вернулся к Иванову, — этому миру. Основа основ, колыбель всего. Она везде — в пробивающейся вопреки всему через асфальт травинке, в первом крике младенца, в последнем вздохе умирающего. Она не добрая, не злая — каждый волен ею по своему разумению распоряжаться, в меру греховности внутренней... Она — везде, — повторил он, — и может всё. И границ её мы не ведаем. Да и постичь не в силах. Только принять. Так понятнее?

— Не-а, — снова не стал лукавить парень, и, увидев хмурящееся лицо начальника, поспешно добавил. — Фрол Карпович! Не злитесь! То, что для вас естественное знание — для меня тёмный лес глубокой ночью. Абсолютно новые определения и мерки! Разобраться надо, в школе такому не учили.