Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #2

И вот этот момент — когда у тебя над головой внезапно смыкается серая, тяжёлая вода и ты, ничего не понимая, беспомощно, камнем идёшь вниз; а вместо попытки закричать — жжение, боль да толчками заполняющая внутренности жидкость — Иванов запомнил навсегда. До мелочей, до самого последнего мгновения. Ощущение неизбежной смерти в семь лет отроду...

Именно этим воспоминанием он и поделился с ясновидящей. Ничего не утаил. И теперь с лёгким интересом смотрел на её реакцию, тщетно разыскивая внутри себя хоть капельку сострадания к этой женщине.

Вторую часть тех памятных событий инспектор оставил при себе. Ни к чему тётке ощущать нахлынувшую в те секунды злость на самого себя, неукротимую волю к жизни, заставившую детские пальцы намертво вцепиться в бетонный край лужи и сантиметр за сантиметром, через «не могу», вытаскивать стремительно слабеющее, тяжёлое от промокших вещей тельце наружу (как потом Сергей узнал — он провалился в заполненный весенним паводком старый, наполовину замусоренный, телефонный колодец, с которого кто-то спёр чугунную крышку на металлолом).

Не надо шарлатанке понимать, какое это счастье — выбравшись, выблевавшись до желчи, валяясь от бессилия на мягкой, клейкой земле чувствовать, какая она — жизнь!

И первой половины с неё хватит.

Глаза у Маргариты Петровны понемногу стали закатываться, и инспектор решил, что пока прекращать экзекуцию. Ещё не хватало до инфаркта эту дуру довести! Деактивировав Печать, он, продолжая поддерживать безвольное тело, которое сразу обмякло почти до кисельной консистенции, уточнил у начавшей приходить в себя тётки:

— Ты всё поняла?!

— Д-да, — пролязгал ответ. У ясновидящей зуб на зуб не попадал от пережитого, а руки беспредметно шарили по туловищу парня — то ли от желания найти дополнительную опору, то ли сама не соображала, что делает.

Некстати вспомнилась упавшая вниз палка. Серёга, по-прежнему не отпуская женщину, передвинулся немного вбок и открыл дверь в коридор клиники. Шагнул внутрь, с трудом втащил за собой фактически повисшую на его руках шарлатанку, позвал медсестру:

— Подойдите пожалуйста! Маргарите Петровне плохо!

Однако вышколенная сотрудница и сама всё видела, со всех ног спеша к до сих пор пребывающей в ужасе ясновидящей. Подбежав, она подхватила её с другой стороны и, вместе с Ивановым, занесла плохо соображающую, ослабевшую тётку в палату, уложила на кровать.

Затем медсестра лихорадочно выхватила из кармана халата смартфон, вызвала дежурного доктора. Инспектор же, сочтя свою миссию выполненной, наклонился практически вплотную к тёткиному лицу и мягко, вкрадчиво произнёс:

— До свидания. Может, ещё увидимся.

...Уже у себя в палате, после краткого общения со спешно прибежавшим врачом, перепугано выяснявшим обстоятельства произошедшего и легко проглотившим версию в стиле «а я ничего не знаю, оно само...»; раздевшись и завалившись в кровать, Сергей неожиданно подумал: «Ну и зачем я так с ней обошёлся? Зачем? Ну сволочь, ну достала — бывает...».

Ответ пришёл сам собой: «Потому что могу. Потому что эта ясновидящая — та же самая нечисть, только происхождения обычного. А по сути — ничем не лучше самого мерзкого беса. Может, в мире где-то и есть настоящие экстрасенсы, но пока они мне не попадались, к сожалению. Интересно было бы посмотреть...».

***

Больше с Маргаритой Петровной Иванов не встречался. Крашеная злыдня отсутствовала утром в процедурной, не мелькала и в коридорах клиники. Иванов даже, перепугавшись, что вчера «перегнул палку» со своей местью, аккуратно поинтересовался у дежурной медсестры: «Где женщина с тросточкой?» и, к своему огромному облегчению, получил ответ, что всё в порядке, просто ей с утра немного нездоровится и все необходимые манипуляции с ней проведут прямо в палате.

Успокоившись, инспектор повеселел, с юмором отметив, что при мыслях о выписке анализы сдаются особенно бодро. Наскоро покончив с этими не самыми приятными процедурами, кое-как дождавшись обхода и потом молнией пролетев все требуемые кабинеты, Серёга с истинным наслаждением оделся в привычную одежду, после чего важно, чуть помахивая сумкой с вещами, направился к Лерду.

Апельсины, скопившиеся уже в весьма солидном количестве, он от чистого сердца подарил медсестре, чем донельзя её растрогал. Видимо, непривычно здесь было человеческое отношение к персоналу.

Бодро постучав в дверь и услышав вежливое: «Войдите!», Иванов с благодушной, довольной улыбкой на физиономии ввалился в кабинет.