Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

Не подходя близко, инспектор опасливо заглянул внутрь. Там, вместо ожидаемой зеленоватой жижи, пузырилось радужное нечто. В глубине словно кто-то ворочался, пуская еле заметную рябь по поверхности, а огромные, медленно вздымающиеся и опускающие полупрозрачные полусферы, очень похожие не недоделанные цирковые мыльные пузыри, намекали на зарождение новой, неизвестной и вряд ли дружелюбной формы жизни.

— Ты с составом ничего не напутала? — отходя в сторону и успокаивающе придерживая перепуганную девушку за плечи, уточнил Иванов.

— Нет...

— Ясненько... Анисий! — обернувшись в сторону жилых домиков, громко крикнул Серёга.

На зов домовой откликнулся быстро. Подошёл, снисходительно посмотрел на поникшую Машу.

— Аюшки?

— Ты в бочку что-нибудь от себя добавлял?

— Как можно! У меня всё честь по чести! Без глупостев!

Он не врал — это почувствовали и парень, и кицунэ. Да и не та личность был старикан, чтобы пакостить по мелочи. Пришлось инспектору срочно решать проблему, пока никто ничего не увидел.

— Вылей этот кисель куда-нибудь подальше отсюда. И не затягивай.

— Да что стряслось-то? — занервничал домовик, хватаясь руками за края бочки и подтягиваясь. Очень ему захотелось посмотреть, из-за чего весь сыр-бор.

Лучше бы Анисий этого не делал. Бочка, колыхнувшись при его гимнастических упражнениях, выдала из своих недр особо огромный пузырь, по закону подлости лопнувший, едва бородатая рожа любопытного показалась над подозрительной субстанцией.

Пахнуло розами.

Склизкая, водянистая масса залепила всё лицо местного завхоза и администратора, тягуче стекая по бороде вниз. Заорав от неожиданности, он отбежал от злополучной бочки и принялся с остервенением оттирать рукавом рубахи «подарочек» сперва с глаз, после перешёл к ушам и носу.

Отплёвываясь и отряхиваясь, кое-как справился.

С волосяным покровом на щеках и подбородке, красой и гордостью любого уважающего себя домового, ситуация обстояла значительно хуже, чем с физиономией. Субстанция буквально впиталась в бороду, превращая её в не отмытую от клея малярную кисть, жёсткую и твёрдую.

Выкрикивая проклятия в адрес пузырящейся жижи, Анисий умчался в сторону бани, откуда уже спешили на выручку несколько его подчинённых, таращась на своего предводителя и не в силах вымолвить ни слова от увиденного зрелища.

— Сюда идите! — в нетерпении топнул ногой парень и тут же горько об этом пожалел. Спринт домового по территории видели почти все отдыхающие, а его вопль лишь добавил внимания к происходящему. И снова потянулись ротозеи, жаждущие подробностей.

Униженная, растоптанная, ощущающая себя позорно проигравшей Маша тихо, ни с кем не разговаривая, ушла в номер, заперлась, легла на кровать и разрыдалась, коря себя за криворукость и мучительно пытаясь понять, что она сделала не так. Сергей, стоя за дверями, утешал её, как мог, клятвенно обещая перекопать всё вокруг и неуклюже старался перевести случившуюся неприятность в шутку, чем только усугубил и без того плохое настроение домохранительницы. Антон со своей пассией вообще не показывались на глаза, понимая, что сейчас не до приятной болтовни под звёздами.

Первый день наградных отгулов катился Мурке под хвост.

***

Ближе к полуночи к Иванову, уныло развлекавшемуся чтением какого-то туповатого детектива из тощенькой библиотеки базы, пришёл Анисий. Долго мялся на пороге, оглаживал непросохшую после многочисленных заходов в парную, отмытую бороду, выспрашивал о качестве предоставляемого сервиса, не зная, как перейти к сути.

Устав от долгой прелюдии, инспектор ему помог:

— Говори по делу!

— Я тут поспрошал у своих... Не девица то опростоволосилась, — промямлил домовой и замолчал, часто моргая и подёргивая щекой.

— Подробнее!

— Я и говорю... Маша... Не Маша...

Ничего не понимающий в этом наборе случайных слов Иванов спросил напрямую:

— Пьяный?

— Нет! — всполошился старикан. — Тверёзый аки стёклышко!

И снова замолчал. Судя по его виду — он крепко о чём-то переживал.

— Садись, — парень указал на стул. — Рассказывай.

Послушно усевшись, ночной посетитель поёрзал, насупился, всхлипнул.

— Козьма то... Бестолочь окаянная... Переживал, что срам поимеем. Твердил: «А ну как городская нас ловчее окажется?..»

Картина понемногу начала выстраиваться.

— Он удобрение в бочке испортил?

— Он... Позору не хотел... Я ту кашицу, из той бочки... расковырял, значитца, а там чего только нет!.. И полынь, и репей всякий, и крапива, и лён с уксусом... Бросал по горсточке тайно... оно и взыграло. Не со зла, по дури сотворил...