Водила затих, первым осознав, что всё закончилось.
Отойдя на пару шагов в сторону (чтобы не мешать девушке подняться на ноги), Фрол Карпович с сочувствием, по-отечески обратился к шокированной журналистке:
— Кто тебе воспитание давал?.. Кто учил со старшими речь держать? Ни покорности в тебе, девка, ни смирения... Впредь тебе уроком будет. Уважать надобно тех, кому лет поболе. Вон, на мужиков посмотри. Как один к тебе на выручку рванули. Не убоялись. И рты на запорах держали, не распахивали варежку без надобности... Могли и пострадать невинно по твоей милости. — боярин сокрушенно покачал головой. — Здесь люди умерли, а тебе хоть бы хны... Прославиться возжелала, в телевизоре покрасоваться...
Похоже, наставление прошло мимо куцего мозга нахалки. Она встала на четвереньки, вытерла рукой грязь с губ, подняла замурзанную мордочку, с ненавистью прошипев:
— Да я тебя по стенке размажу!..
— Размажешь, размажешь, — согласился шеф. — Куда ж я денусь... Если сможешь.
Инспекторов очень удивил тот факт, что грязная теледива всемогущим папой не угрожала... Прямо шаблон порвала!
Упорный оператор предпринял третью попытку подняться. В этот раз Сергей ему мешать не стал. Оскальзываясь и невнятно причитая, мужчина подбежал к журналистке, подхватил её под руки, кое-как поднял и потащил к служебному автомобилю. Про сумку он тоже не забыл — повесил себе на шею за ремень.
На месте экзекуции остался лишь девичий туфель, застрявший каблуком-шпилькой в земле.
Антон, видя, что основная часть воспитательных мероприятий окончена, с облегчением отпустил водителя и повернулся к участковому, который так и простоял, не вмешиваясь.
Тютя, а не человек, — читалось сквозь стёкла очков призрака. — Начальства испугался.
У Иванова же отношение к майору снизилось с нейтрального-сочувственного до категорически-неприязненного. Женщины так обычно на жаб смотрят, или на мокриц. Будут человека убивать — пройдёт и не заметит. Или уже не заметил? Ленка ведь кляпы покойным вряд ли вставляла.
Люди могут простить полиции многое, почти всё, кроме беспредела и невмешательства...
— Подай мне их машинерию! — вернул подчинённого в реальность шеф.
Под машинерией Фрол Карпович мог понимать что угодно техническое, но особо догадываться не пришлось. Кроме видеокамеры больше ничего подходящего не имелось. Микрофон с зонтом не в счёт.
Сделав несколько шагов в сторону, инспектор поднял покрытую мелкими дождевыми капельками аппаратуру и принёс её руководству. На боярской ладони полыхнула Печать, прижатая к пластиковому корпусу.
— Отдай, — последовало новое распоряжение. — Нам чужого не надобно. Записи я вытер.
Скорее всего, вместе с записями приказала долго жить и сама камера. Только про это Иванов промолчал.
У минивэна разыгрывалось продолжение спектакля. Алиса, полностью придя в себя, не нашла ничего лучше, чем сорваться на коллегах.
— Убери грабли, козёл! — по базарному завопила она, вырываясь из рук оператора. — И туфель принеси! Он стоит больше, чем ты вообще денег видел!
Водитель шмыгнул за руль, оставляя Эдика в одиночестве разбираться со стервозной журналисткой.
Игнорируя пылающую гневом истеричку и угнетённый вид мужчины, инспектор закинул камеру на заднее сиденье автомобиля, развернулся и направился обратно к начальству.
— Туфель!!!
Кому адресовался очередной визг, он разбираться не стал. Подошёл к позабытой на дороге обуви, примерился, и мощным пинком послал деталь гардероба в сторону наглой дурочки, под одобрительные аплодисменты отвлёкшегося от вдевания ремня в брюки шефа. Получилось отлично. Лаковая туфелька, крутясь в воздухе, упала строго в небольшую лужицу подле машины. Брызги до телевизионщиков не достали, ну и пусть. И без них на работниках голубых экранов грязи хватало.
Оператор с обречённым видом поднял импровизированный мяч, слил с него воду, попытался подать балансирующей на одной ноге Алисе и получил новую порцию упрёков.
— Ты тупой?! Он же мокрый! Куда я его надену?!
Терпение заканчивается у всех, даже у покорных Эдиков. Психанув, он силком затолкал ведущую в салон, забрался на переднее сиденье, громко хлопнув дверью. Минивэн неуклюже развернулся и, подпрыгивая на ухабах, ускорился в сторону трассы.
Последнее, что запомнилось инспекторам, перекошенное от ненависти лицо девушки, мелькнувшее в окне.
— Ничего, поумнеет, — философски протянул боярин, стряхивая с брючин женские волоски, прилипшие во время порки.
Читать дальше