Алексей Федорочев - Лось 3

На выходе из такой нужной комнатки наткнулся на Надю, задумчиво переставляющей модельки на полке:

– Ничего не изменилось…

– Ты что тут делаешь?

– Вспоминаю… это правда, что ты потерял память?

– Правда…

– Бедненький! – она прижалась ко мне, наминая полузастегнутую ширинку, – И меня не помнишь? Что? Правда?! Совсем?!.

Да-да! Жалейте меня, жалейте! Вот так пожалейте, и вот так! И еще!

Губками, да, да…

Как мы оказались на спартанской односпальной кровати Масюни, я упустил. И, помня о моменте, я честно хотел медленно и печально, но не вышло.

– Ты такой стал… никогда бы ни подумала… майор… ордена, медали… заберешь меня отсюда?

– Увы и ах! – разочаровал я партнершу, – Я живу в секретном городке…

– Что, совсем никак?!

– Никак…

– А если подумать?

Так … откидываясь на подушку, так подумать я был согласен. Но только подумать.

– Папа, ать! – обломил мне мелкий нирвану, а заодно – неудобные разговоры, – Ать-ать!

– Извини! – Вика, ведущая Лешку за ручку, невозмутимо проигнорировала метания Нади по комнате в поисках белья, а заодно мое одевание под прикрытием одеяла, – Он просится «ать-ать!», а я не понимаю, что это!

– Это на горшок, спасибо! – поблагодарил я сестру разом за присмотр и за избавление меня от партнерши – с появлением новых лиц Надя поспешила смыться обратно в зал, откуда уже послышалось тихое пение престарелых родственниц и соседок.

– Когда я предлагала тебе поговорить с Надей, я подразумевала несколько другое…

– Не поверишь, но я тоже не ожидал.

– Но отказываться не стал! – обвинила меня сестра, – На похоронах матери!

– На поминках, прошу заметить!

– А не один ли хер?!

– Вика! – упрекнул я ее в подхваченной от меня привычке материться.

– Да что – Вика?! Я ведь все прекрасно понимаю, что ты ее не помнишь! По большому счету… нас ведь трое погодок было – ты, я и Поля, но ты всегда наособицу, если, конечно, не папа с нами возился. Мама Варя никогда с нами не играла, только с тобой. Всегда у нее ты! ты! ты! Ты не поверишь, но мне за нее сейчас даже обидно!

– А мне – нет! Это из-за ее амбиций я потравился таблетками! Вот ни за что не поверю, что она была не в курсе! Ни-за-что!!!

– Она тебя любила!

– Вика, она любила только себя!

Пока мы препирались, мелкий у меня на руках обосрался. Отличный повод закончить еще один неудобный разговор!

– Папа плохо выглядит, – Вика, вопреки ожиданиям, не ушла, пока я отмывал и переодевал засранца.

– Я заметил. Он чем-то болеет?

– Мама говорит, что нет, просто год неудачным выдался. Еще говорит, что за тебя сильно переживали.

– Ать-ать! – довольно выдал малыш, слюнявя замызганную бумажку.

– Что это? Это ты в кабинете у дедушки взял?! – вскинулась сестра, пытаясь отнять у Лешки пожеванный листок, – Когда успел?!

– Этот товарищ шустрый! Дай сюда!!! – отобрал у ребенка документ и передал его Вике, мимоходом замечая текст на немецком.

– Пойду, верну в кабинет, может быть не заметят! – Вика отскочила к двери, – Спускайся, ты уже долго отсутствуешь! Сейчас все уже расходиться станут!

– Хорошо!

Батя умудрился нажраться до невменяемого состояния, и мама Яна, не отходившая от него весь день, утащила качающееся тело в спальню. Приходящая прислуга – да, здесь такая была! – уже перемыла всю посуду, прибрала замусоренную гостиную и прилегающие к ней помещения, а после разошлась по домам. Гости разъехались еще раньше – кроме нашей семьи в особняке никого не осталось. Не сговариваясь, я, сестры и мама Рита собрались на кухне – попить чая после суматошного печального дня.

– Алеша уснул? – спросила Женя, завидев меня в дверях.

– Уснул.

– Посидишь с нами?

– Угу…

Потихоньку завязался разговор, который, конечно же, завертелся вокруг моих подвигов, но особо в подробности я не лез, отделываясь общими фразами: бью тварей, попал в струю, награждали… да, всадников видел… да, крепкие… да, страшно… да, ее величество тоже видел… да, не один раз… да, волнительно…

– Когда уезжайт? – донесся от входа вопрос с немецким акцентом.

– Завтра. Утром.

– Служба?

– Да, служба.

Удобная отмазка. Но не говорить же этим чужим теткам, что время прибытия за мной самолета я сам назначил. Мог бы и дольше погостить, Вика вон до Рождества собиралась остаться, но смысл?

– Тогда ждать сейчас здесь! – от приказа покоробило, но я быстро сообразил, что это опять издержки неродной речи.

– Вот! – спустя пару минут на свободное от чашек место водрузились две увесистые шкатулки, – Твой вещь!