Алексей Федорочев - Лось 3

– Не боишься такого малыша на похороны тащить?

– Ему полтора года, что он может запомнить? – отмахнулся я, – А у меня хоть повод для неучастия в семейных посиделках появится. Не забывай, я там буду не пришей кобыле хвост: все меня знают, а я толком никого!

Словно понимая момент, мелкий Угорин притих, наблюдая за слаженной работой кладбищенских работников, споро насыпающих холмик над гробом.

– Вот и всё, – сдавленно произнес кутающийся в ворот батя.

Хоронили маму Варю в закрытом гробу: пьяный лихач за рулем – основная версия происшествия – не оставил ничего от ее красоты, сбив на пешеходном переходе аккурат лицом в ограждение. Машину и ее владельца искали, но дело осложнялось новогодними праздниками. Еще при встрече перед похоронами Вика пообещала держать меня в курсе следствия.

Кто был хоть на одних поминках, тот, считай, бывал на всех: сначала пара тостов за помин безвременно ушедшей, непременные тетушки с их: «до дна, до дна, чтоб покойнице мягко лежалось!» Никогда не понимал этой слежки за чужими рюмками – у вас что?! – не приносят дивидендов акции местного ликеро-водочного?! Я не дурак выпить в хорошей компании, но не накидываться же с ребенком на руках в обществе едва знакомых людей?!

Съешь блинчик с медом, подавись кутьей!

Едва перешагнувший пятидесятилетний порог батя при общении со мной фонил виной и выглядел откровенно плохо: весь седой, осунувшийся, заострившийся. После третьей стопки даже слезу пустил… Вину я отчасти понимал – не уберег, но в целом мне его страдания казались наигранными – не вязались они с тем резким разговором, что я имел с ним в самом начале бытия здесь, а рассказанная им же тогда история семейных взаимоотношений не давала повода к подозрениям в каких-либо сильных чувствах к Варваре. Надо бы ему здоровье проверить…

Впрочем, я сам не лучше – чтобы не выглядеть совсем уж бесчувственным чурбаном, представил, что опять хороню Лизу. Не расплакался, но удержать скорбную физиономию воспоминание помогло.

А потом понеслось: кто на ком женился, кто за кого вышел замуж, у кого какое пополнение, планы или другие новости… Вертящийся на коленях Лешка, упорно не идущий ни к кому на руки, спасал меня от настойчивых расспросов, но любопытство всех без исключения родственников зашкаливало – имя Михаила Лосяцкого благодаря кинороликам было у многих на слуху, и пусть лицо на них крупным планом не показывали, в основном снимали либо издали, либо с закрытым забралом, но Лосяцкий – не самая распространенная фамилия. А тут вдобавок я, весь из себя красивый… собираясь на похороны, с ужасом выяснил, что кроме формы, мне и поехать-то не в чем, почти вся гражданская одежда стала безнадежно мала…

– Если устал, отвлекись, поговори с Надей! – тихонько предложила Вика, забирая у меня Лешку, к ней в отличие от остальных, тянущих руки, малыш пошел охотно. Видно чувствовал мое отношение, – Это твоя партнерша по танцам, – поясняюще шепнула она на ухо.

После ее слов мне стали понятны взгляды сидящей на другом конце стола девицы с потекшей тушью – та откровенно на меня пялилась весь день. А я все никак не мог сообразить – с чьей стороны она родня? Трудно, когда не знаешь, а еще и забыл!

– А она тут что делает? – тоже шепотом спросил у сестры.

– Она Полина одноклассница, наверное, ее Поля позвала. Но вообще у нас городок маленький, все друг друга знают, могла и сама просто прийти – мама Варя ее одно время очень привечала. Вы с ней класса до шестого постоянно у нас уроки вместе делали.

– Привечала, а потом?..

– А потом Надя на тебя засматриваться стала, ты тоже заинтересовался, чем девочки от мальчиков отличаются, и вся мамы Варина приветливость куда-то улетучилась… – ехидно ответила Вика.

– Понятно…

Девчонка симпатичная, но поговорить мне с ней не о чем. Потанцевать вроде бы тоже ситуация не располагает. Неожиданной свободой от Угоринского детеныша воспользовался по самым тривиальным мотивам – отлучиться в туалет, подмерз на кладбище, чай, не май месяц!

Санузел на первом этаже был занят и, судя по доносящимся из-за закрытой двери звукам, надолго – не все пропускали тосты. Ноги сами понесли на второй этаж в родную комнату Масюни, где был собственный толчок.

За время моего отсутствия спальня не изменилась – унылые безликие обои, стол, стул, кровать, полка, забитая моделями автомобилей – это еще мелкий сюда не успел добраться! Здесь же на полу валялась моя сумка, в основном набитая детскими вещами. Других следов присутствия именно меня помещение не носило. Неудивительно, учитывая, сколько я здесь в общей сложности пробыл. Но кроме тех же машинок – не имелось следов присутствия Масюни, словно и не жил он здесь восемнадцать лет. Комната, на мой взгляд, отражала представление Варвары Трофимовны об идеальном сыне. Опять мимолетно пожалел пацана – с такой мамочкой шансов вырваться из этого болота у него было ноль!