Ханна Хаимович - К нам едет инквизитор [litres]

– Рассказывай, я слышу. Нужно закрыть это место от инквизиции и магических тварей.

И Кристина принялась рассказывать. Она живописала недавнее приключение, а сама не прекращала ломать голову, откуда все-таки Марианна взяла устройство. Да и не только этот вопрос занимал мысли. Много чего так и осталось неясным. Хотя бы судьба Безымянного. И то, как секте удалось заколдовать совет высших. И как долго это чертово устройство простояло в Городе, наконец! Музей основали еще в девятнадцатом веке, если не раньше. А как так вышло, что несуществующие смотрительницы и директор оказались добропорядочными жителями Города?

Кристина рассказывала, прикрыв глаза, и не заметила, как Лещинский сел рядом. Потом он зашуршал пакетом, и она вздрогнула.

– Ну и? Есть какие-то версии? Ты слышал раньше о таком устройстве?

– Не слышал. Интересно, откуда оно могло взяться. Пусть она им пользуется, но она его не создавала, я уверен.

Кристина вздохнула. Жутко хотелось расспросить о Марианне побольше, но она пока сдерживалась. Значит, Лещинский тоже считал, что Марианна с ее жаждой сохранить и преумножить силу магов не стала бы копаться в приборах…

– А сообщники? Кто вообще состоит в этой секте?

– Такие же маги и ведьмы. – Он выудил из пакета запечатанную колбасную нарезку, и Кристина тут же отобрала ее. – Из разных городов. Подтвержденная численность – человек сто, но это только те, кого поймали.

Ясно. На самом деле сколько угодно. Плюс завербованные помощники, которые действовали под чарами. И потом… даже таких устройств могло быть сколько угодно. Музеи есть в каждом городе. Странно, конечно, почему именно музей?..

– Что ты в ней нашел? – с чувством спросила Кристина. – Давно собиралась задать этот вопрос.

– А можно не отвечать? – хмыкнул Лещинский.

Кристина всмотрелась в его лицо. Темнота скрадывала черты и эмоции, но что-то совсем не похоже, чтобы разговор о Марианне причинял ему боль. Она дернула за уголок колбасной упаковки.

– Нельзя. Хотя ладно, можно. Все равно я не фанат любовных од, если они посвящены не мне. Дина говорила, что тебя подозревали в пособничестве секте. И что Марианна могла тебя проклясть для отвода глаз. Расскажи, как ей удалось сбежать.

– Не знаю, кому понадобилось накладывать на Дину и остальных высших эти идиотские чары, но я его точно убью, – буркнул Лещинский. Кристина прочно завладела всей упаковкой колбасы, и ему пришлось доставать для себя вторую. – Это был не отвод глаз. И о секте я до последнего не подозревал, потому что мы с Марианной не очень-то откровенничали.

«Ясненько», – кашлянув, подумала Кристина.

– Я предлагал ей выйти из секты и дать магический обет, что она никогда больше не станет им помогать, – продолжил Лещинский. – Предлагал стать поручителем обета. Тогда обошлось бы без казни, а может, и без тюрьмы, поручительство высшего – само по себе гарантия. Она сказала, что подумает, а ночью был налет на тюрьму. Скорей всего, от меня она ждала не этого. Она хотела, чтобы я ее вытащил, а не ставил условия.

– А почему ты не вытащил? – не утерпела Кристина. Она представила в такой ситуации себя. Вот любимый человек совершает преступление и оказывается за решеткой… Абстрактный «любимый человек» сильно смахивал на Лещинского, это мешало сосредоточиться. Итак, он попадает в «инквизиторскую клетку», и… Наверное, ее реакция зависела бы от преступления. И окажись преступление слишком серьезным, она бы не сразу смогла поверить. Ну а если бы любимый сам признавал вину? Нет, она не знала, что стала бы делать.

Лещинский пожал плечами.

– Она заявила, что я должен ее освободить, чтобы она могла продолжить свое дело. О целях секты насчет управления людьми никто из них не распространялся. Она вообще по большей части молчала. Сказала только, что если я ее вытащу, то смогу попасть в их ряды, стать избранным и узнать правду. Нужно было соглашаться, – неожиданно заметил он.

Кристина раскрыла рот и даже попыталась отодвинуться. Что?!

– Но тогда я как-то не подумал, что можно внедриться в секту и повязать всех сразу, – спокойно закончил Лещинский. – Растерялся. На таких условиях я не мог позволить преступнице оказаться на свободе. Она обозлилась, назвала меня предателем и наложила проклятие… Наверное, предвидела, что если я не на ее стороне, то скоро начну преследовать.

– Но ты же вроде как любил ее, – сказала Кристина. – Неужели не жаль было отдавать в лапы инквизиции?

– Любил. Значит, маловато во мне безрассудства, – констатировал он. – Когда любимая оказывается преступницей и собирается продолжать… Максимум, что я могу для нее сделать, – это взять отвод от участия в суде.