Кровь выступила неохотно, словно его тело не желало умирать и боролось за жизнь. Жизнь, жизнь! – пела мертвая травинка в пальцах; Шура поморщился и прочертил на запястье еще три полосы, а затем лег на мостки и опустил руку к воде.
Кровь падала лениво, как густой тягучий сироп.
Что такое спин? Ты показывал на прошлом занятии, а меня не было.
Шура смотрел в небо – звезды были крупными и лохматыми, будто белые осенние цветы. Они казались возбуждающе пряными на вкус и пахли зеленым чаем.
Шур, ну я же ведьма…
…и любить тебя опасно…
Но тем не менее…
…я попробую. Даже если ты против, я все равно попробую.
Он слышал эхо от падения капель в воду – тихое, печальное эхо.
Головой надо думать. А не грешным делом.
Лиза… Кого я отражаю сейчас? Ваню?
Головой надо думать…
– Бедный глупый мальчик, – на лоб Шуры легла рука мертвеца. – Ну подумай сам: ты не убийца. Ты орудие убийства. Тебе приказали убрать меня – и ты убрал. Тебе приказали замести следы – и ты замел. А теперь тебе велели умереть, потому что ты осмелился ослушаться – и вот ты послушно умираешь…
И Шуру словно окатило ведром холодной воды – так, что он сразу вобрал в себя весь окружающий мир: и огражденный от внешних воздействий и проникновений уголок старого колдуна, и хищный туман в лесу, и Эльдара рядом, и ползающих неподалеку звуггов, и Лизу в доме, и себя, и боль в распоротой руке, и возможность на краткий миг, на доли секунды – всё? уже всё… – чувствовать и понимать самому.
Тогда Шура вскочил и заковылял прочь от озера. Пару раз он спотыкался и падал, когда боль становилась совсем уже невыносимой, но все равно поднимался и двигался дальше, и ночь кричала: жить, жить, жить! – и пахла травой и его кровью.
Данила сидел на крыльце; красивый фонарик освещал страницы книги, лежавшей у него на коленях. Шура вывалился из темноты, как партизан из леса, и от неожиданности Данила даже ойкнул.
– Саш, ты чего такой, ты где был, – начал он и тут увидел его разрезанную кровоточащую руку и осекся. Глаза Данилы стали большими и круглыми, словно у девчонки, увидевшей мышь.
– Пластырь дай, – сказал Шура, уставившись в землю и понимая, что не сможет сейчас посмотреть Даниле в лицо. – Я порезался.
Данила не шевелился, глядя на Шуру испуганно и непонимающе.
– Порезался я, – устало повторил он. – Порезался.
* * *
Проснувшись утром, Шура некоторое время не мог понять, где находится, и почему вместо уже привычного запаха дома старого колдуна он чувствует аромат своей мажорной квартиры. Потом он открыл глаза и вспомнил, что вчера вечером они вернулись в Турьевск, и что все закончилось хорошо.
– Смотри, – сказал Данила. – Смотри, что она делает.
Лиза сидела на траве, держа сложенную лодочкой ладонь перед собой – над ладонью парила пустая сигаретная пачка. Повинуясь взгляду Лизы, она то поднималась выше, то опускалась, и воздух вокруг нее сиял золотым.
– Получается! – прошептал Данила и сжал Шурину руку. – Сань, у нас получается!
Шура встал с кровати и отправился в душ. Стоя под тугими струйками горячей воды, он думал о том, что история почти завершена.
– Я не совсем та, кем была.
Лиза смотрела на озеро, и теплый ветер перебирал ее волосы, огненно-рыжие в свете заходящего солнца. Шура стоял рядом и понимал: он не может сейчас дотронуться до нее, он не может.
– Все будет хорошо, – только и сказал он.
Лиза обернулась к нему и сжала его правое запястье – мягко, по-дружески.
– Спасибо тебе.
Из еды в холодильнике обнаружилась пачка китайской лапши и банка зеленого горошка. Шура хмыкнул: первым делом сходить в магазин и купить чего-нибудь съестного. А потом… Что потом? Его миссия закончена, и что делать дальше – кто знает? Двигаться, дышать, как-то жить – с какой целью?
– Это возможно, Саша.
Они с Данилой сидели на кухне и вроде бы пили чай, хотя чашки стояли на столе нетронутыми. Лиза находилась в комнате с книгой из коллекции покойного хозяина дома и вряд ли слышала их разговор.
– У вас с Лизой очень глубокая эмоциональная связь, – продолжал между тем Данила. – Больше, чем любовь. Даже не знаю, как назвать. Такое сильное духовное родство.
– Ну? – Шура таки отпил чай и отставил чашку на подоконник.
– Она вполне может разорвать твое запечатление с Пономаревым, – Данила тоже отодвинул чашку, освобождая на столе место для манипуляций. – Вас соединяет множество энергетических нитей, так вот, по-моему, она способна их разорвать. Все сразу. Я не говорю, что будет легко. Но ты сам подумай – это же лучше, чем жить так, как ты живешь.
Читать дальше