Лариса Петровичева: Лига дождя

– Прошу в гости, – позвал он, и Лиза прошла в дом, а Шура поплелся за ней. Ему все еще было нехорошо – казалось, что каждая мышца в теле нашпигована иголками. А в доме было светло и тихо, и, вопреки ожиданиям, не пахло той гниловатой сыростью, которая есть во всех необитаемых домах. Впрочем, этот дом не создавал впечатления необитаемого – здесь почти не было пыли, дорожки на полу оказались выметенными, а изящные занавески на окнах – чистыми, и даже ходики на стене весело стучали, показывая точное время. Лиза прошла в одну из комнат и сказала оттуда:

– Я буду здесь, а вы соседнюю занимайте.

– Хорошо, – послушно отозвался Данила и пошел по коридору, волоча прямо по полу свою немудреную поклажу. Шура чувствовал, что целителю очень плохо физически, но не знал, как и чем ему можно помочь.

В отведенной им комнате помимо очень хорошей мебели оказался даже телевизор – «Горизонт» 1985 года выпуска. Пока Данила пытался открыть окно, Шура нажал на кнопку включения – телевизор не работал, и это почему-то показалось Шуре забавным.

– Из развлечений только книги, – Данила кивнул в сторону стеллажа Ikea, под завязку забитого разноцветными томиками в мягких переплетах.

Шура подошел поближе – сплошная фантастика и ужасы – и не сдержал усмешки.

– Антон очень любил такие книжки, – сказал Данила. – Ну, тот маг, который жил здесь раньше. Читал и откровенно глумился. Знаешь, я был у него еще пацаном… Так вот, представь: сидит в кресле такой старенький-старенький дедушка, читает Головачева и в голос хохочет. Я тогда очень удивился.

– А где сейчас Антон? – спросил Шура.

Данила улыбнулся – светло, грустно и как-то беззащитно.

– Умер он. Зимой, два года назад. Ему тогда за девяносто было.

Шура промолчал. В открытое окно дул ветер, пропитанный ароматом вишен. Шуре подумалось: хорошо, что здесь нет абрикосов… и подумалось еще, что вчера, только вчера! – он убил человека. Почему ему не больно, не горько, не стыдно, в конце концов, почему ему никак – тускло и скучно, как в комнате с давно не мытыми окнами. Или он действительно перестал быть Шурой и превратился окончательно в Артура?

– Ребята…

Он обернулся. На пороге стояла Лиза и смотрела так… Шура не понял, как именно, но подумал, что примерно так смотрит тяжелораненый на врача, который должен сделать ему операцию.

– Что, Лиз? – спросил Данила. Она помолчала и выпалила:

– Пойдемте. Надо бы начинать.

Отец ушел, когда Шуре было восемь. Он ушел не к кому-то – просто собрал вещи, потрепал Шуру по макушке и, сказав: «Держись, парень, а то она и тебя укатает», закрыл за собой дверь. Мама тогда не проронила ни слезинки, она вообще почему-то не плакала, а вот Шура лег на кровать, свернулся калачиком и зарыдал так, что у него случились судороги. Потом с ним работал психолог, и Шура практически забыл и уход отца, и его почти равнодушный жест, и свои слезы, а тут…

Они вышли из дома и устроились на холме. Данила начертил каким-то ржавым ножом круг и Лиза встала в центре. Шура хотел взять ее за руку, но не взял.

Мама говорила с соседкой на кухне, когда предполагалось, что Шура спит, и он услышал многое: и то, что обожаемый отец был полным ничтожеством и идиотом, и то, что он наплевал на жену и предал сына – а Шура обнимал потертого плюшевого медведя, которого отец подарил ему на день рождения и беззвучно плакал, пока спазм не пережимал горло, и он не начинал задыхаться.

Данила перекачивал энергию, конечно, не так чисто, как Пономарев, однако очень хорошо и технично для своего возраста и уровня. Лиза стояла абсолютно неподвижно и лишь один раз тихо сказала:

– Жжет…

Данила сразу же перестроил рамку, и Шура поморщился: на какое-то время темно-синий поток энергии стал колючим, оцарапал ладони и горло.

Почему ему было настолько плохо тогда? Чье поведение он послушно отражал – неужели одноклассницы Лерки, что сидела с ним за одной партой, которую тогда бросила мама, и у нее случались нервные припадки прямо на уроках – тогда за ней приходила бабушка и забирала ее домой, а Шура провожал зареванную, шмыгающую носом девчушку до раздевалки и помогал ей надеть старенькое пальтишко, и бабушка смотрела на него внимательно и понимающе. Да, наверно, Лерка…

Шура стоял и смотрел, как Лизу опутывает золотистая пряжа, которую протягивал через него Данила. У них получится, должно получиться – Лиза снова станет собой, Лиза снова будет…

Данила не удержал рамку, и поток искривился. Шура смог кое-как его выправить, но на ногах не устоял, и упал на колени в молодую траву. Где-то вдали остался круг, Данила, Лиза, пребывавшая в чем-то вроде транса – Шура не видел и не слышал.