Лариса Петровичева: Лига дождя

© Л. Петровичева, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

1999 год, осень

Лиза навсегда запомнила тот день, когда познакомилась с Эльдаром.

Уже неделю в Турьевске сыпал мелкий и скучный осенний дождь, бабье лето ушло окончательно, пыля по асфальту цветной цыганской юбкой из облетающей листвы, и настроение, как обычно и случается в октябре, было ни к черту. Сидеть на лекции не хотелось, и Лиза ушла из института – бродить по торговому центру на соседней улице, заглядывать в магазинчики и жевать тугую и холодную булку с сосиской.

На большее денег не было. Студентка, приехавшая в Турьевск из глухой деревни, жила, мягко говоря, очень и очень небогато.

Странный это был торговый центр. Лизе рассказывали, что раньше в этом здании располагалось общежитие, потом его слегка перестроили, и теперь в бывших комнатах размещались магазины и магазинчики. Торговый центр напоминал муравейник: по узким коридорчикам ходили покупатели, заглядывая то в одну, то в другую гостеприимно распахнутую дверь, на лестничных клетках, насквозь пропитанных тоской и дымом дешевых сигарет, постоянно курили продавцы, иногда в коридорах неслышно возникали охранники и так же неслышно исчезали. В косметическом отделе Лиза купила дешевенький крем для рук – осенью у нее всегда сохла кожа из-за перчаток – и устроилась в крошечной кафешке на втором этаже. Забравшись на высокий и ужасно неустойчивый стул возле окна, она заказала кофе и булочку и погрузилась в унылые размышления.

Думать было о чем: повышенная стипендия в этот раз кончилась неприлично быстро, Лиза успела влезть в какие-то копеечные долги, которые надо выплачивать, тема курсовой была абсолютно идиотской, да и в общем и целом жизнь не радовала. Для пущего комплекта можно было добавить небольшой скандал в деканате с преподавателем социологии, но он случился на прошлой неделе и почти успел стереться из памяти всех участников, хотя на всякий случай Лиза планировала пропустить пару по социологии на этой неделе. Ах, да! Еще осенние ботинки на тракторной подошве стали просить каши, и до зимы Лиза в них точно не дотянет. Одним словом, как хочешь, так и крутись, а крутиться некуда. Можно было написать брату в Питер – Кирилл учился там на врача, подрабатывая медбратом на «скорой», – но он и сам едва сводил концы с концами.

Кофе горчил, а чашка была откровенно грязной. За окном сгущался вечер. Люди на улице торопились по своим делам, свет фонарей размазывался по лужам, а впереди была дорога в общагу, скудный ужин из одной только картошки и попытка заниматься, игнорируя вопли двух соседок, которые не могли провести без ругани и четверти часа.

– Эй, студентка, – окликнула Лизу барменша. – Заказывать еще будешь?

Лиза посмотрела на неприятного вида остатки кофе в чашке и ответила:

– Нет.

– А тогда собирайся и шагай. Нечего тут.

Наезд был беспочвенным и наглым – как раз таким, на какой Лиза не умела реагировать. Можно было бы сказать, что кафешка все равно пустует, до закрытия еще два часа, и она, Лиза, тут никому не мешает и имеет полное право сидеть столько, сколько захочет. Но барменша смотрела настолько вызывающе, так нарывалась на скандал, а возможно, что и драку, и так грозно уперла руки в бока, что Лиза предпочла не связываться, подхватила тощий вязаный рюкзачок и пошла прочь.

О том, что вскрытый тюбик крема остался забытым на столе, Лиза вспомнила уже у выхода.

Когда она снова поднялась на второй этаж, то увидела, что на двери кафешки красуется картонка с надписью «Закрыто».

И это стало последней каплей. Лиза сползла по стене на пол и закрыла лицо ладонями. Слишком много всего. Слишком. Вечное одиночество, постоянно пьяные родители в деревне, куда она никогда не вернется, уйма мелких проблем в институте, уже привычное чувство голода, толстые книги, в которые, казалось, впитался запах пыли, скука университетских аудиторий, отсутствие не то что друзей – обычных людей, с которыми можно поговорить… В институте ее сторонились, хотя она никому и никогда не делала ничего плохого; сокурсники словно чувствовали в Лизе нечто, не позволявшее с ней сблизиться, будто бы она по природе своей должна была оставаться одна.

Когда сгусток тоски в груди вызрел и готов был взорваться – и, возможно, изувечить Лизу или даже убить – по ее плечу небрежно постучали.