Король усмехнулся:
– Бесполезная затея, мой дорогой Марио. Видишь ли, как бы ты ни подписался, сеньоры из Высшего академического совета все равно будут считать, что тебе оказали протекцию, раз уж они уже знают, кто ты такой. А стыдиться своего имени человеку с твоим талантом совершенно ни к чему. Впрочем, раз уж ты подписался так, как подписался, и хочешь проверить, действительно ли твои картины хороши, то я выставлю их как есть. Но с условием, Марио: потом ты их подпишешь полным именем.
Марио вздохнул, склонил голову:
– Как скажете, дядя.
– Вот и замечательно, – король улыбнулся. – Да, кстати… Ты мог бы написать портрет еще одного паладина… не старшего и вообще уже покойного? Сохранились два изображения – один портрет, сделанный в юные годы, и один рисунок пером… И, конечно, описание по памяти.
Капитан и Джудо переглянулись, уже догадавшись, кого именно король имеет в виду. Марио поднял голову:
– Я попробую, ва… дядя. А… кто этот паладин?
– Мой старший брат Сильвио, – вздохнул король. – И он как раз вполне заслуживает портрета в Галерее Славы.
Принц-бастард Сильвио был самым старшим из всех детей короля Леона Третьего, отца Амадео. Его считали недалеким дурачком, главным образом потому, что политикой и властью он никогда не интересовался, любил поэзию и музыку, вкусную еду, вино, женщин и нехитрые развлечения вроде охоты и турниров, в интригах никогда не участвовал, а главное – всегда говорил что думает, причем мог высказаться очень нелицеприятно, и плевать хотел на условности приличий. Когда от морового поветрия умер король Леон, на трон взошел Амадео Пятый, тогда еще пятнадцатилетний юнец, несовершеннолетний по законам Фартальи. Ему полагался регент, и таковым стал герцог Дельпонте, которого изрядно бесила мысль, что через три года с регентством придется расстаться… а тут еще юный король плевать хотел на мнение регента по многим вопросам, и упорно продолжал дело своего отца, продвигая идею единого кодекса законов для всей Фартальи по основным вопросам. В каждой провинции действовали свои законы и традиции, многие из них, если они этому единому кодексу не противоречили, предполагалось оставить, но большинство донов раздражало совсем не это, а то, что теперь они должны были платить налоги на землю и прибыль с торговли, и вообще теряли многие привилегии, а тут еще предполагалось, что в фартальский парламент должны быть избраны представители не только от дворян и доминов, но и от простонародья. Особенно упорствовали доны Орсиньи, Салабрии, Дельпонте, Плайясоль и Понтевеккьо. Они-то и задумали извести Амадео и всех младших принцев с принцессами, а на трон посадить дурачка Сильвио, который им казался вполне удобным королем. Маркиз Орсино поторопился, подстрекаемый своими донами, и устроил восстание. Восстание подавили, маркиза казнили. Другие недовольные не стали его защищать, но и его участь их не устрашила. Благодаря королевским паладинам и части верной гвардии Амадео с сестрами и младшим братом сумел сбежать и укрыться в Кесталье, у графа Сальваро, почти такого же юного, как и он – моровое поветрие затронуло многие семьи Фартальи, не разбирая, знатные они или нет. В столице остался Сильвио, которого Дельпонте сотоварищи попытались было усадить на трон. Но принц-бастард вдруг сделал то, чего от него никто не ожидал: пришел в Соборный храм, подошел к алтарю Девы и принес обет, заявив, что желает стать паладином и пройти посвящение. Посвящение он прошел сразу же, и тут-то выяснилось, что у него дар божественной ярости. Так что Сильвио развернулся вовсю, карая мятежников, и почти в этом преуспел, но погиб, не сумев в итоге совладать с яростью. Но все равно вошел в число прославленных паладинов и стал легендой Корпуса.
Марио это знал, конечно.
– Вот как… почту за честь, дядя, – он опять склонил голову в легком поклоне. – Думаю, что я успею до юбилея.
– Отлично, – сказал король. – Аудиенция на завтра на девять утра. Студия у тебя есть?.. Впрочем, тебе выделят удобный покой и все, что нужно.
Когда король ушел, капитан сказал:
– Маэстро, можете считать, что ваши таланты оценены по достоинству. Насколько мне известно, многие академики предлагали его величеству написать портрет Сильвио, и всем было отказано.
Марио потер лоб, растерянно проговорил:
– Может быть… это потому, что я…
– Ерунда какая, – оборвал его Джудо Манзони. – Уж поверьте, маэстро Марио, дело вовсе не в том, что вы – Сальваро. Кто бы что ни говорил потом, но его величество решил вам доверить это дело вовсе не поэтому, а потому, что верит – у вас получится как надо. Кстати, я полностью разделяю его мнение.
Читать дальше