— Могу, — настаивала она, подходя к нему.
— Но ... Вы же ничего не знаете обо мне. Я приполз сюда ... глухой ночью ... весь в крови ... напомните себе, что я вампир ... и Вы хотите отвезти меня к себе домой?!? Вы с ума сошли?
— Может быть, — улыбнулась Лиз. — Но Вы тоже не в себе, если отвергаете такое предложение. А теперь — Вы идете или нет? — она решительно протянула ему руку.
Гэвнер молча посмотрел на пальцы, потом усмехнулся и вложил в них свою большую руку. — Представьте, да, — вздохнул он и позволил увезти себя из больницы в безопасную ночь.
* * *
Тем утром Лиз сказалась больной и осталась дома с Гэвнером. Они легли в кровать, где и проспали целый день. Лиз проснулась раньше вампира и провела несколько часов, бесцельно слоняясь по дому и ожидая его пробуждения. Когда он наконец зевнул, потянулся и скатился с кровати, он смущенно улыбнулся ей. — Прости, если мой храп не дал тебе заснуть, — сказал он. Это было его обычным приветствием, которым он пользовался с тех пор, как она в первый раз пожаловалась на его медвежий храп.
— Все в порядке, — улыбнулась Лиз, чмокнув его в губы. — Я спала как младенец, — она наморщила нос. — Раз уж мы заговорили об этом, ты пахнешь как младенец — с грязным подгузником!
Гэвнер виновато улыбнулся, — Три или четыре ночи назад я искупался в реке, но с того момента у меня не было возможности помыться.
— В таком случае ночью тебе в первую очередь придется отправиться прямиком в ванну, — сказала Лиз, ведя его к ванной комнате.
— А что потом? — невинным тоном спросил Гэвнер. — Есть какие—нибудь идеи относительно того, как мы можем провести длинную и в некоторых отношениях скучную ночь?
— О, — ответила Лиз с нежной самодовольной улыбкой. — Уверена, мы что-нибудь придумаем...
* * *
Следующие несколько ночей были восхитительны. Так было всегда, когда Гэвнер оставлял свои обязанности Генерала Вампиров. Они готовили изысканные блюда, пили дорогое вино, танцевали под старые пластинки, которые Лиз унаследовала от своей матери, и долго—долго говорили о своих жизнях.
Гэвнер мог рассказать больше, чем Лиз, что неудивительно, ведь ему было почти сто десять лет. Он многое повидал и познакомился с таким множеством замечательных людей, какое ей никогда не встретить. Ей нравилось слушать его истории из прошлого, о встречах с известными и интересными историческими личностями.
— Ты действительно дружил с Карлом Марксом? — спросила она.
— Да. Он говорил, что я величайший из вампиров, которых он знал — за исключением его юристов!
Лиз все еще чувствовала себя неловко из-за того, что Гэвнер нуждался в крови. Она знала, что он брал только небольшое количество, когда пил, и никогда не причинял вреда тем, у кого он ее забирал, но это казалось ей омерзительным. Много на эту тему они не говорили.
Лиз потребовалось много времени, чтобы примириться с заявлением Гэвнера о том, что он вампир. Когда в ее доме он пришел в себя и рассказал ей о своей истинной природе, она подумала, что он придумал это. Когда она поняла, что он говорил это всерьез, она начала опасаться за его психическое здоровье и решила доставить его в соответствующее учреждение. Но это было до того, как он, просидев с ней несколько часов во дворе, стал обгорать, тогда она подумала, что, может быть, в его необычных россказнях что-то и есть.
В тот первый раз он провел у нее почти две недели, восстанавливая силы, скрываясь от своих врагов (позже она узнала, что это была небольшая группа охотников на вампиров, людей, которые выслеживали Гэвнера в двенадцати разных странах, преследуя его для развлечения). Это не было романом — они просто стали хорошими друзьями. Когда он ушел, она расстроилась, но не более этого.
Год спустя, одной морозной ночью он вернулся и принес розы (он украл их на кладбище), чтобы отблагодарить ее за доброту. На этот раз он остался больше, чем на две недели, а их дружба превратилась во что-то более глубокое и многозначительное. С тех пор Гэвнер проводил с Лиз столько времени, сколько позволяли его обязанности. Иногда он появлялся три или четыре раза в год; при других обстоятельствах два или три года могли пройти без всяких контактов. Лиз всегда беспокоилась за него, когда он отсутствовал — зная, что он может погибнуть в любой момент, а она никогда не услышит об этом — но Гэвнер ничего не предпринимал, чтобы развеять ее страхи.
— Если я позвоню или напишу письмо, ты только чаще станешь думать обо мне, — сказал он, когда она пыталась навязать ему это. — Я создание ночи — ты нет. Наши жизни слишком отличаются друг от друга и никогда не будут четко соответствовать друг другу. Давай сохраним в памяти моменты, которые мы вместе разделили — и попытаемся не думать друг о друге в разлуке.
Читать дальше