Даррен О'Шонесси - Город смерти

Я нашел досье дяди Тео. Узнал оттуда, что у него две сестры, и обе живут не в городе. С бьющимся сердцем позвонил сначала одной, потом другой по телефону — очень подозревая, что одна из них окажется моей матерью. Я представлялся им как старинный друг Тео — дескать, я надолго уезжал и вот только что узнал о его смерти. Обе были рады о нем поговорить. Обе не узнали меня по голосу. Я расспрашивал их осторожно, ловко вворачивая невинные вопросы, и вот что узнал: одна разведена, детей у нее нет, а у другой целых шестеро, но старшему всего семнадцать. Я поблагодарил их за радушие, пообещал заехать, если буду неподалеку… и порвал с моим «дядей» раз и навсегда. Мы — вовсе не родня. Он не был братом моей матери. Скорее всего он никогда в жизни меня не видел, пока я не приехал в город тем серым дождливым днем — или пока он не согласился сыграть роль в поставленном Кардиналом спектакле. Виновен или невиновен? Соучастник — или жертва? Я склонялся ко второму — но может быть, это была лишь утешительная иллюзия…

Я поискал И Цзы Ляпотэра и Адриана Арне. Должны же они хоть раз всплыть, а?

Ничего подобного. Ни налоговых деклараций, ни листков учета кадров, ни сведений об отчислениях в Пенсионный фонд.

Я закопался поглубже в прошлое. В свою бытность Инти Майми И Цзы был правой рукой Кардинала. Его досье обязательно должно существовать. Второй по значению человек в городе не мог не оставить следов. Пусть досье изъято — но упоминания, фотографии с мировыми лидерами, речи в лояльных газетах. Он должен был фигурировать в протоколах крупных совещаний заодно с Фордом Тассо, Соней Арне и прочими шишками.

Ничего.

Напоследок я попытал удачу с копией журнала посетителей «Шанкара». То была огромная книга в золотом переплете, где предлагали расписаться каждому клиенту на выходе из ресторана. Большинство от чести уклонялось; книга предназначалась прежде всего для высокопоставленных гостей, посещавших «Шанкар» в торжественных случаях. Но несколько недель назад и мы с И Цзы оставили свои каракули на ее страницах. Мы оба были под мухой — превысили свою обычную норму. С пьяных глаз нам вдруг показалось, что расписаться на страницах этого массивного тома жизненно важно — надо же оставить о себе памятку для грядущих поколений. Первым расписывался И Цзы — его росчерк занял три строчки. Ниже оставил свой скромный автограф и я. Мы захохотали, хлопнули друг друга по спинам, как водится у всех пьяных в мире, и, шатаясь, выкатились на улицу.

Копия журнала в архивах «Парти-Централь» обновлялась раза два в неделю. Это делалось на цветном ксероксе, так что ничего не утрачивалось. Я раскрыл книгу в конце и стал высматривать наши имена. Ага, вот оно: Капак Райми. А выше, разметавшись по трем строчкам: Сэмюэль Грифф.

Я напряг память. Сэмюэль Грифф. Мой клиент. Я заключил с ним договор ценой нескольких встреч, две из которых имели место в «Шанкаре». Конечно, в тот конкретный день я был там не с Гриффом — я же помнил, как надрался с И Цзы. Но я готов был дать руку на отсечение: если я позвоню Гриффу и спрошу, были ли мы в этом ресторане такого-то числа, он подтвердит.

Безнадега. Кардинал все предусмотрел. С точки зрения документов и истории ни И Цзы Ляпотэра, ни Адриана Арне никогда не существовало. Капак Райми начал существовать только с приездом в город, и я не сомневался, что эта ситуация будет исправлена в мгновение ока, если я надоем Кардиналу или если он узнает о задуманном мной походе в архивы.

Через оконные жалюзи начали протискиваться первые лучи рассвета. Я просидел в архиве всю ночь, пытаясь напасть на несуществующие следы. Я потер свои красные глаза, откинулся на спинку стула, зевая и потягиваясь — от усталости мне чудилось, что мои руки достают чуть ли не до потолка. По крайней мере теперь я в курсе ситуации. Для меня остался лишь один путь — путь наверх, путь, по которому я двинусь следующей ночью вместе с Амой. Я рисковал лишиться всего — но это меня уже не пугало. Я должен был узнать, кто я на самом деле. Это стало для меня самым важным в жизни — даже еще важнее, чем мой статус в организации. Узнать. Любой ценой.

Я закрыл программу на компьютере, выключил лампу, позвонил Томасу и попросил его подъехать к парадному входу. Решил, что поеду в «Окошко» и отосплюсь перед нашим ночным набегом. К десяти вечера я должен быть в здравом рассудке.

Томас, как обычно, с невозмутимым видом крутил руль… но вдруг, впервые нарушив свой профессиональный этикет, заговорил со мной сам.