Юля Лемеш - Чертов angel

«Надо успокоиться. Блин, почему мне так холодно? Кто мог их взять? Мама? Примерить? Нет. У нее когда-то были проколоты уши, но потом заросли. Она охладела к украшениям, уж не помню почему. Кстати, надо будет спросить. Полковник? Да на кой хрен ему сдались цацки? Кото? Этот любит украшения, но серьги?»

Под подозрением оставался Олег. Нюся даже застонала, боялась подумать хоть на мгновение, что мальчик соблазнился на побрякушку. Точнее, она просто цепенела от того, что можно так подумать и что это может оказаться правдой. Разраженная Нюся в сердцах неловко вскочила, своротив маленький кривоногий стул. У которого тут же со стуком отскочило сиденье, обитое потертым желтоватым гобеленом с выцветшими хвостатыми павлинами. Блямц — покачиваясь, из прорехи сиденья выползла самодовольная ржавая пружина.

— Ты что шумишь спозаранку? — влетела мама, привлеченная необычным шумом. — Бледная какая. Случилось чего?

Три глубоких вдоха помогли Нюсе взять себя в руки.

— Мам, помнишь, ты, если что-нибудь теряешь — что обычно делаешь?

Быстренько оттерев руки о полотенце, засунутое за пояс фартука, Полина Львовна заговорщически улыбнулась, прикрывая за собой дверь.

— Ага, значит помнишь? Чашка есть? Сойдет, хоть и щербатенькая (преклонение перед антиквариатом не входило в число маминых достоинств). Так вот, бери чашку, думай только о пропаже, переворачивай чашку донышком кверху, ставь ее себе на левую ладонь.

С трудом выполнив мамины наставления, Нюся замерла, боясь уронить старинный фарфор.

— А дальше-то что?

— Почти ничего. Ходи по комнате. Теперь само найдется, не сомневайся.

Хоть на миг вообразить, как исполнится обещанное чудо, Нюся была не в состоянии. Она возвышалась посреди комнаты, словно профессиональный нищий, которому ничего больше не надо в этой жизни. Вспомнив инструкцию, в который раз вздохнула и почапала мелкими шаркающими шажками, словно китаянка во время чайной церемонии.

— Пока ты колдуешь, я тут у тебя немного приберусь, — ворковала Полина Львовна.

Она схватила дочкин халат, прицеливаясь поместить его в шкаф.

У мамы тоже была склонность к формализму, вызванная длительным браком с единственным и любимым мужчиной. Она привыкла опустошать карманы мужа, справедливо считая, что гайкам, шурупам и прочей метизовской дребедени в них не место. Кстати, буквальную расшифровку таинственного слова «метизы» она узнала только недавно, что не мешало ей с ними бороться всю супружескую жизнь. Мама была несколько разочарована — всего-навсего «металлоизделия». Но как бы их ни звали, надо приглядывать за чистотой в карманах. Так она поступала всегда, так поступила и сейчас.

— Ой, какие хорошенькие.

Чашка спикировала на пол, но вопреки вселенской логике не разбилась, угодив прямиком на мягкий тапок.

От стыда за свою подозрительность, от радости, что никого теперь не надо подозревать, от того, что она такая плохая, что способна подозревать… В общем, Нюся плюхнулась на кровать и расплакалась.

— Не реви, — теплая мамина рука обняла дочь за плечи.

— Мам, — Нюся шмыгала носом, — а почему, когда я была маленькая, мне казалось, что ты меня не любишь? Я плохая была, да?

Пропустив мимо ушей тот факт, что в нелюбви заподозрили именно ее, а не отца, который умел не скрывать своих чувств, мама не обиделась и почти весело сказала:

— У меня времени тогда мало было. А теперь я могу любить тебя сколько угодно.

— И мальчиков?

— Ага, скопом. Шучу. Конечно — их тоже буду любить. Как иначе? По-моему, они того стоят. А помнишь, отец всегда все теряет? — проницательно прибавила мама. — Так он обычно говорит, мол, ну-ка, ищите по своим закромам, а то я сейчас у себя искать буду.

— Точно, и всегда обнаруживает, что сам куда-то задевал…

— Вы очень похожи.

— Не скажи. У него такая борода…

Полковник вел себя удивительно. Порой казалось, что у него с каждым днем энергии прибывает и прибывает. Вот раньше как было — все силы без остатка пожирала работа. От одной мысли, что скоро пора уходить домой, хотелось свернуть пару-тройку гор, лишь бы оттянуть встречу с родимым холостяцким порогом. А когда эта неминуемая встреча все-таки случалась, то последнее желание засыпающего состояло в метком приземлении собственного тела в объятия никогда не заправленной постели.

Теперь Сергей дивился сам на себя. Не без помощи осмелевших подчиненных он внезапно осознал, что если бы не последние события, то быть ему в скором времени банальным брюзгой трудоголиком, изводящим всех и вся нескончаемыми придирками.