Юля Лемеш - Чертов angel

Дом слегка вздрогнул от многозначительного бабаха двери в «детскую», прервав тотальное онемение семейного совета.

— Вылитый прадед Самуил, — восторженно подытожила Нина Петровна.

В Олеге от таинственного прадеда Самуила было не больше, чем в пуговице. Особенно из образа выпадал цвет глаз, не свойственный подавляющему большинству всех Самуилов на свете — пронзительно синий, как ясное небо в июле. Но этот очевидный факт не смущал потенциальную бабушку. По причине своей не меньшей голубоглазости. Правда, в ее случае более уместно сравнение с небом в октябре и ближе к сумеркам.

— У него на подбородке ямочка, — выпалил Иваныч, продемонстрировав нижнюю часть лица, поросшую щетиной.

Ямочка там имелась, спору нет. Даже не ямочка, а барсучья нора в выпуклом упрямом кирпиче челюсти Иваныча. Но на Нину Петровну она не произвела ровно никакого впечатления. Мало ли у кого челюсть с дефектом? И нечего таким безобразием хвалиться.

Прислушиваясь, Виктор тоже решил внести свою лепту в дискуссию. Неуверенной походкой он дошел до мутного пятнистого зеркала в резной раме, где долго рассматривал свое нечеткое отражение.

— Нос — раз, рот — два, уши — три. Нет сомнений. Мой сын. Мы будем за него бороться. Не сметь запрещать мне видеться с моим сыном! — визгливо вскрикнул он напоследок и попытался прорваться на лестницу.

Своевременно возникший Кото отогнал разбушевавшегося Виктора на прежнее место.

— Цыть, папаша. Мальчик переволновался. Я уложил его спать. И еще — я советую вам определиться, хотите ли вы конфликтовать, или вам действительно не безразлична судьба ребенка? Вот и славно. Будем считать, что не безразлична, — миролюбиво добавил он, воспользовавшись временным затишьем. — Теперь — марш по домам.

— Вы заметили, он назвал меня папашей! Мама! Ты слышала!

Но на Виктора никто не обращал внимания, поскольку Кото уже распахнул дверь и посоветовал во второй раз сваливать по-хорошему.

— Да. Так будет лучше, — с облегчением присоединилась Нюся.

Впервые в ее голосе промелькнул намек на угрозу.

«Если будут артачиться — непременно выйду из себя и учиню безобразный скандал с битьем посуды. Мне давно эта ваза не нравилась», — подумала она со злорадным предвкушением.

Ей захотелось орать как последней халде и бороться за Олега, словно эти чужие гадкие люди действительно могли коварно отобрать мальчика. Нюсю даже начала колотить нервная дрожь. Два-три глубоких вздоха как всегда сыграли не последнюю роль. Привычка быть паинькой взяла свое. Нюся, хоть ей было мучительно трудно, сдержалась. Такое мужество базировалось на некоторой привязанности к вазе. Кроме того, момент яриться был безнадежно упущен — гости понуро выдворялись сами. Впрочем, пригрозив напоследок обещанием вскоре вернуться. Если Нюся сама не отзвонится не позднее, чем завтра.

— И ведь притащатся, бедолаги. Сына им подавай! Ха! Неужели кто-то может подозревать, что в таком городишке возможно быть тайно беременной. А уж тем более — родить. Тут на окраине пукнешь, а в центре сморщатся, — высказывание сопровождалось любовным поглаживанием уцелевшей вазы.

— И, тем не менее, они надеются. Что в этом дурного? — спросил Кото, прикидывая, раз конфликт исчерпан, не насладиться ли раскачиванием.

Догадливая Нюся шустро проскочила у него перед самым носом, изловчилась и сама плюхнулась в кресло-качалку.

— Вот тебе, — мстительно пискнула она.

Выполнив задуманное, она уже более спокойно прибавила:

— Надежда никому не вредила. Только не в этом случае. Олег знает все про свою семью. Он достаточно взрослый и умный мальчик, чтоб не опускаться до вранья. Даже ради таких любвеобильных папаш. Жить во вранье никто не хочет. Это, друг мой, Кото, противно. И не спорь со взрослой женщиной.

— На коленки усядусь, — невпопад пригрозил Кото. Нелепо развернулся спиной к Нюсе и прицелился задом, намереваясь исполнить угрозу.

— Да пожалуйста, — Нюся приглашающе развела руками, ни секунды не сомневаясь, что ее неприкосновенности ничего серьезнее слов не угрожает.

Погода торжествовала очередную победу над прогнозом. Теплый легкий ветер прогуливался по улицам снулого городка. Примирительно лопотали осины. Истерически вскрикивали страшно занятые прожорливые птицы.

В просторной полутемной комнате с видом на ночной двор, натужно скрипя сочленениями, раскачивалась парочка спорщиков. У одного из которых, похоже, напрочь отсутствовало чувство юмора. Зато упертости было хоть отбавляй.