Барбара Хэмбли - Кровавые девы

Желтые, розовые и зеленые особняки в итальянском стиле, возвышающиеся над покрытыми мохом горгульями и гранитными львами привратницких, казались яркими, как цветы. Эшер знал, что их внутреннее убранство поражает своей пышностью: многоцветием полированного камня, черным деревом и позолотой, инкрустациями и китайскими шелками. Знал он также, что каждый рубль, потраченный на это великолепие, был отнят у крестьян из тысяч захолустных деревушек и у рабочих, которые сейчас мерзли в трущобах и фабриках, раскинувшихся на много миль совсем недалеко от этого чудесного места.

Извозчик высадил его у Таврического сада. Эшер пешком дошел до дома, в котором жила леди Ирэн Итон. Хотя дни постепенно становились длиннее, свет быстро угасал. За завтраком и во время поездок по городу Эшер просмотрел последние по времени бумаги из полученных от Исидро пачек. Пока что получалось, что Голенищев был прав, утверждая, что у леди Итон не было живых знакомых, общение с которыми выходило бы за рамки светских встреч. И все же Исидро что-то искал. Эшер свернул к конюшням, расположенным за рядом особняков, перелез через задние ворота, прошел по пустынному саду — простые изгороди, за которыми мог бы ухаживать приходящий дневной садовник, и широкие мощеные дорожки — и обнаружил, что на кухонной двери, как и на главном входе, установлен современный цилиндровый замок, лет на пятьдесят новее самого дома.

Царящий внутри сумрак вызывал тревогу. Едва ли Голенищев и его птенцы решили захватить логово — от этого шага их удержала бы неизвестность, окружающая судьбу леди Ирэн; при этом они, по всей видимости, не опасались, что в доме обоснуется их соперник, Даргомыжский. И все же при взгляде на это место у Эшера закололо в затылке. Он предположил, что с наступлением темноты петербургские вампиры возобновят слежку за особняком. Кого же она приводила сюда, спрашивал он себя, поднимаясь по широкой передней лестнице. Кого хотела поразить греческими статуями и парчовыми занавесями? Сама ли она играла на прекрасной золоченой арфе, стоящей в музыкальной комнате? И что, помимо охоты, связывало ее с одной из тех теней с кошачьими глазами, которых он мельком видел в темноте за спиной графа Голенищева?

«Для многих из нас все становится охотой, — как-то сказал ему Исидро, когда за окнами „Северного экспресса“ мелькала плоская шахматная доска Голландии, похожая на ночное Зазеркалье. — Некоторым нравится охотиться в компании, находить жертв, которыми можно будет поделиться, двух-трех за охоту… выбирать место и время». Длинные белые пальцы тасовали карты. Вампир мог часами раскладывать пасьянс невероятной сложности, и Эшер часто сбивался, не в силах удержать в памяти весь узор. «Видите ли, убивать бедных… неинтересно. Но большинство вампиров рано или поздно понимает, что богачей — даже лощеных спесивых торговцев, которых во множестве породил этот развращенный век — будут искать, пусть даже ненавидя. Те, кто живет вечно, знают, что вечность включает много, слишком много часов бодрствования, которые надо чем-то заполнить».

Он начал раскладывать карты, сразу две или три колоды, движениями настолько быстрыми, что глаз не мог уследить за ними; казалось, для него это не просто игра, но повод для размышлений над математическими преобразованиями и принципами. Эшеру стало интересно, сколько из бесконечных часов своего бодрствования Исидро заполнил возней с этими пестрыми генераторами случайных чисел.

«Поэтому мы охотимся. А когда встречаемся, то говорим об охоте. Те из нас, кто некогда читал книги, писал стихи, сочинял музыку, играл в шахматы или изучал языки, по большей части обнаруживают, что все эти предметы кажутся несущественными по сравнению с необходимостью, насущностью и близостью охоты. Они проводят ночи, предвкушая или же вспоминая ее. Мир становится кровью, страхом и властью, — он собрал карты, затем снова начал раскладывать их; длинные блеклые волосы наполовину скрывали его лицо, которое само по себе было маской. Лидия как-то сказала, что Исидро обучил ее старинной игре в пикет. Она отказалась учить Эшера, и это сделал Исидро в первую ночь их совместного путешествия. — Все остальное ускользает от них».

От Лидии, которая в обществе Исидро проделала путь от Парижа до Константинополя, Эшер узнал достаточно, чтобы предположить: вампир был не из тех, кто позабыл удовольствие от шахмат, радости чтения, интерес к новым языкам. В его доме, затерявшемся в лабиринтах Ист-Энда, она видела три шахматные доски и книги по меньшей мере на двенадцати языках.