Константин Соловьев - Слуга Смерти

Мой старый друг Макс Майер улыбался мне через стол. У него были глаза моего друга Макса Майера и его улыбка. И вел он себя так, как обычно вел Макс — постоянно фиглярствуя, отчаянно каламбуря, отпуская нелепые шутки.

— Ты очень невесел, Шутник. А ведь это тебе полагается отпускать шутки, верно?

— Это не смешно, Макс.

Мой голос походил на карканье старого ворона. Макса это откровенно забавляло.

— Просто у тебя такой склад ума. Уверяю, когда поживешь здесь немного, такие шутки увидишь, что обхохочешься! Вот я помню, встретил одного старика — видишь, вон там слева, в шляпе?.. Я был в Вене по командировке от Ордена, какая-то там ерундовая депеша местному оберсту. И, представляешь, выхожу я из канцелярии, а в дверях сталкиваюсь грудь в грудь с этим господином. Обычный человек свел бы дело в шутку, но тот аж взбеленился. А уж как увидел эмблему… «Смертоед проклятый! — кричит. — Теперь и тут от вас проходу нет! А ну убирайся, нечестивый пожиратель мертвецов!». Только не думай, что я стал с ним спорить. Кто из древних говорил — споря с дураком, сам себя в дураки коронуешь?.. Не помнишь? А Бог с ним. В общем, не стал спорить, просто проследил, куда он пойдет. Вена — хороший город, Шутник, только шумный, как по мне. И много камня, деревянных домов, считай, вовсе нет. Но, знаешь, сколько камня не ставь, а все равно есть места, где лишних глаз не бывает. Довел я старика до тихого переулка, убедился, что никого нет, придержал аккуратно за плечико, чтоб не повредился — и под ключицу ножом… Оказался, между прочим, важный чин, просто в гражданское был одет. Едва ли не советник тамошнего бургомистра. Ну а у меня экипаж близко, на выезде из города его не досматривают, ибо кому охота возится со смертоедом? И вот сидит теперь тут. Я забыл, как его звали, поэтому тут его зовут Тадеуш. Он откуда-то с севера, торговец, возит хлопок и киноварь, у него три внука и он вдовец. Правда, похож?

— Ты убил Кречмера… — выдавил я.

— Я, — он пожал плечами. — Старик был непозволительно умен, а в паре с тобой, олухом набитым, — уже опасен. Я не хочу, чтобы в мой любимый трактир вломились жандармы. Сам знаешь, начнется шум, гам, стрельба… Я человек мирный, люблю тишину и покой, посидеть вот так вот с кружечкой, повспоминать былые деньки. Каждый ведь волен проводить досуг по собственному желанию?

Он ничего не сказал Кречмеру, но бедолаге-жандарму уже не было нужды в устных командах. Подчиняясь воле Макса, он промаршировал, чеканя шаг, как на параде, к входной двери и замер там, сложив руки по швам, задрав голову — точно швейцар в ресторане средней руки.

— И Орден ничего не знает?

— Разумеется, Шутник, разумеется, — Макс хмыкнул. — Ты ведь не поверил в то, что я действительно притянул ребят из Ордена? О нет. Пожалуй, узнай они о моем уютном уголке, заявились бы сюда еще раньше, чем жандармы. Какие-то там правила чести, знаешь ли, устав… А я думаю так — раз смерть забрала чью-то жизнь, ей не претит оставить пустое тело на забаву своим слугам. Я ведь не создаю свою армию, хотя мог бы, заметь! Я хочу лишь покоя и тишины… Кстати, знаешь, где ты будешь сидеть? Честно говоря, я еще не решил точно. Тут многое зависит от лица, а у тебя сейчас гримаса та еще… Скажем, тебя будут звать Фридрих, обедневший аристократ из малоизвестного рода. Правда, твои шрамы совсем не к месту. Впрочем, на войне ведь бывают и аристократы… Посажу тебя вместе с Бруно играть в шахматы, тебе будет совершенно не скучно. Или ты не умеешь играть? Да не важно: между нами говоря, Бруно тоже на редкость паршивый игрок…

И все же он хорошо умел разбираться в людях, как и читать лица. Но об этом свойстве мало кто помнил, сбитый с толку его болтовней и шутками.

— А ну сядь, — скомандовал Макс, серьезнея. — И не надо думать, что, опрокинув стол, ты выиграешь хоть секунду. Знаешь, я бы смог оторвать тебе голову голыми руками. Ты и так порядком сдал за это время, а сейчас и вовсе выглядишь, как побитая дворняга. Не двигайся, Шутник, ради нашей дружбы.

Он вытащил из-за спины короткий пистолет и, усмехнувшись, положил его перед собой на стол, уставив раструбом мне в грудь. Как ни странно, появление оружия помогло мне мыслить трезво. Может, потому что в обстановке наконец появился знакомый предмет, выбивающийся из этой сводящей с ума чудовищной фантасмагории. Пистолет это простая и понятная вещь. Направь его на кого-то, спусти курок и смотри, что будет дальше. Никакого гротеска, никакого фарса, никакой неизвестности.

— И ты тоже, Петер, не пытайся шевельнуться. Знаешь, ты был отличным парнем. Воспитанный, умный, никогда не лез в чужой разговор. Нет, если ты попытаешься схватить пистолет, я просто застрелю тебя. Скажи ему, Курт… Да, тебе не тягаться со мной. Кстати, если будете плохо себя вести, я раздроблю обухом кацбальгера ваши колени и локти. Видите ли, играть в шахматы, как показывает мой опыт, можно и с размозженными костями.