Александра Савченко - Воля Розы

Вряд ли тактическое отступление одного из кланов могло остаться для кого-то незамеченным, но следовать примеру Гангрел было поздно. В напряжённой тишине раздался скрежет чьих-то зубов — и масаны рванулись вперёд с такой силой, будто до того их сдерживали невидимые цепи.

Отчасти Магнусу повезло, что его противниками оказались деятельные натуры, привыкшие идти напролом и об искусстве боя имевшие крайне смутное представление, хотя другой публики в маленьком трактире и не ожидалось; отчасти сыграла свою роль малочисленность посетителей, которых осталось не больше десятка; но решающим фактором в исходе потасовки было то, о чём противники, похоже, забыли — истинный кардинал, даже отверженный, остаётся владельцем Амулета.

В пылу боя кто-то из масанов зацепил тонкую ткань рубашки, из-под рукава которой выскальзывал чёрный цветок, и она с треском поддалась, в мгновение ока обнажив покрытый множеством шрамов разной степени давности и довольно свежих царапин торс, а вместе с ним и шипованный блестящий стебель, многократно обвивающий предплечье и плечо своего обладателя. Мало кому из присутствующих выпадало увидеть артефакт в такой непосредственной близости, но сейчас любоваться им не было времени. А зря, ведь посмотреть было на что — шипы и стебель переплетались, пронзая кожу масана, бок и плоть под рёбрами — будто артефакт был не надет на руку, а плотно сросся со своим хозяином, оккупировав изрядную часть неожиданно крепкого тела.

Внезапно стебель Розы заструился, словно до этого лишь притворялся металлическим, шипы закопошились, в очередной раз нарушая целостность кожного покрова кардинала, и длинный побег, как щупальце, выскользнувший из клубка себе подобных, свитого на плече масана, молниеносно пронзил не в меру ретивого Бруджа, сумевшего подобраться к кардиналу слишком близко, и одновременно с этим выпустил шипы, удивительно напоминающие иглы…

Сила Амулета Крови оказалась для многих непреодолимым испытанием — впрочем, самому молодому из Малкавиан и какому-то Бруджа вместе с ним удалось бежать. Сквозь пелену яростного азарта, застилавшую сознание, Магнус с некоторым сожалением подумал, что ещё не так давно ни один Малкавиан не смог бы даже допустить мысли о том, чтобы выступить против своего кардинала. Но времена меняются.

Когда всё стихло и воцарившуюся тишину нарушал лишь размеренный шум маятника часов, кардинал с упоением потянул носом воздух, впитывая густой запах свежей крови и вместе с ним тонкий аромат, вплетавшийся в общий фон. Запах той, к кому Роза привела его сюда.

— Выходи. дитя. — Эти слова дались Магнусу с трудом, речь его в этот момент в значительной мере напоминала рычание.

Она пряталась за дверцей, ведущей в винный погреб. Сквозь широкие щели в грубо сколоченной преграде Малкавиан видел отсветы крупных белых локонов, рассыпанных по плечам.

Масана замерла в ожидании ужасного. От неё пахло страхом, молодостью, свежестью, чистотой… Пахло вкусно.

Низкая дверь запала внутрь. То ли смирившись с неизбежным, то ли поддавшись гипнотическим чарам кардинала, молодая служанка шагнула в зал и подняла глаза.

Магнус погладил её по щеке, позволяя хищному стеблю скользнуть по ладони, чтобы неспешно и неотвратно обвить шею жертвы. Девушка закрыла глаза, позволяя кардиналу завладеть её губами, слиться в трепетном поцелуе… И кровь юной масаны наполнила чёрные лепестки багряным, плавно переходящим в алый, всё ярче и ярче, пока холодный камень не погас снова, а Магнус не выпустил безвольное тело жертвы со стоном — сколько бы он ни испытывал это потрясающее чувство, всякий раз оно опьяняло сильнее, чем алкоголь, боевой пыл или влюблённость. И противиться ему казалось бунтом против собственной природы.

— Всё для тебя, ma chere.

Вечернее пробуждение было тяжёлым и сумбурным, как обычно. Тело переполняла свежая кровь и энергия, но на душе (если считать, что она у масанов, конечно, есть) было паршиво.

Привычным судорожным движением Магнус потянулся к Розе, будто проверяя, на месте ли она. И тут же беззвучно рассмеялся собственной глупости — вряд ли он смог бы расстаться с Амулетом, даже если бы захотел. Кстати, иногда ему действительно казалось, что хотел, но кардинал уже несколько лет не был уверен ни в чём.

Впрочем, образ светловолосой масаны, всплывающий из глубин памяти, которая заботливо затемнила множество подобных лиц, понемногу уступал место волнующему предвкушению ночи.