Мария Чурсина - Проклятье

«У тебя что-то случилось?» — написал Алекс и притих.

Она коротко рассмеялась — всё равно ведь никто не услышит, а если услышит, решит, что она болтает по телефону.

«Я рассталась с парнем», — написала она, отчаянно промахиваясь по клавишам. Так было даже лучше — пусть Алекс ощутит, как она расстроена. — «Совсем. Выяснилось, что он меня никогда не любил. Он меня использовал».

Так легко было творить собственную реальность, что на миг ей стало весело. На миг ей стало казаться, что всё именно так и произошло — простецкая любовная история. Завтра можно рассказать подружкам.

«Понятно», — написал Алекс после долгой паузы. — «Я могу чем-то помочь?»

«Поговори со мной».

Они просидели до четырёх утра, перебрасываясь сообщениями, иногда лениво, иногда перебивая друг друга. Алекс болтал, перескакивая с темы на тему. Наутро Маша не могла вспомнить и половины того, о чём они говорили, а ночью разговор дал свои результаты — он её успокоил. Он вернул её в привычный мир, где не было заброшенного дома, не было смерти в облике недоразвитого мальчишки, не было проклятий. И Мифа.

Мифа в нём не было тоже.

В воскресенье Сабрина не вернулась. Маша проспала до полудня, встала разбитой и долго не могла прийти в себя. Она бродила кругами по комнате, думая, за что теперь хвататься. Благодаря Мифу она забросила учёбу. Пока что это не особенно отражалось на оценках — опять же, благодаря Мифу, но теперь… кто вообще знает, что будет теперь?

Она хотела выйти прогуляться по городу, но улицы затапливал такой густой туман, что идти куда-либо напрочь расхотелось. Несколько раз Маша набирала номер Сабрины и каждый раз бросала трубку, вдоволь наслушавшись коротких гудков. В конце концов, она не выдержала и позвонила Мифу. Вроде бы так всегда делают брошенные девушки — названивают своим бывшим.

К её удивлению трубку подняли довольно быстро. Голос, который ей ответил, с равной вероятностью мог принадлежать и мужчине, и женщине.

— Я могу поговорить с Мифодием Кирилловичем? — стушевавшись, выдала Маша.

— Вы кто? Вы его знаете? Девушка! — Голос по ту сторону трубки стал истерично-женским, и Маша испугалась, что сделала что-то запретное.

— Извините, — пробормотала она.

— Девушка! Не кладите трубку. Вы ему кто?

Но Маша уже сбросила вызов. Помаявшись ещё, она оделась, взяла конспекты и ушла в читальный зал, чтобы хоть как-то скоротать день. Когда думаешь о нормах права и концепциях стратегии, нет сил, чтобы размышлять о Мифе.

Она чувствовала себя убийцей времени — не самое приятное из чувств.

Любовь — глупая сила.

Сабрина пришла на лекцию Горгульи — не решилась пропустить. Она вошла за две минуты до звонка, со спортивной сумкой через плечо. Сумку бросила в угол и села за первую парту, как будто Маши там не было и быть не могло.

Шумел просыпающийся институт, первая группа рассаживалась в аудитории. Из приоткрытой двери было видно, что на лестничном переходе, у окна, стоит Горгулья и ждёт звонка.

— У меня с Мифом всё, — вполголоса произнесла Маша. — Совсем.

Сабрина обернулась к ней. Волосы, не забранные резинкой, были чуть влажными от утреннего дождя и пахли арабскими духами. Глаза Сабрины сделались бешенными, потом — испуганными.

— Что он тебе сделал?

На второй парте Ляля громко жаловалась на то, как всю ночь писала реферат. На четвёртой стрекотал какой-то прибор в руках Ника.

— Ничего. Просто сказал, что… всё. — Маша знала, что одногруппники не станут подслушивать, но говорить в полный голос она всё равно не могла. Сказать правду — тем более. По утрам всегда бывало особенно паршиво. Она не могла даже накраситься толком — текла любая тушь.

Сабрина вздохнула и порывисто схватила Машу за руку, потом обняла.

Следующие дни ползли друг за другом, медленные, как ржавые трамваи. Сидеть на занятиях было ещё терпимо, на переменах Маша отвлекалась болтовнёй с одногруппниками, но по вечерам начиналась настоящая мука. Сабрина тут была не причём, наоборот, она всеми силами пыталась развлечь Машу, но той хотелось разве что лежать, глядя в стену.

Или лениво перебрасываться сообщениями с Алексом — тоже ничего. С ним она как будто жила в другом мире, в придуманном, и там жилось легче.

«Ну ладно», — писал каждый день в семь вечера. — «Я пойду на тренировку. Опаздывать нельзя, тренер — зверь. Сто приседаний пропишет, и привет».

«А я схожу на шахматную секцию», — вдохновенно врала ему Маша. Врать было легко и весело, а в шахматы она не играла отродясь.