Мария Чурсина - Дети закрытого города

Вета, спокойная до судорог, указала ей на диван, и они уселись друг напротив друга, каждая прислонилась к подлокотнику.

— Что у вас теперь случилось?

Девочка нервно выпрямилась, откинула скорбный шалашик из волос назад, за спину.

— Приходил директор и говорил, что мы так плохо вели себя, и вы ушли из школы. Что у нас не те лидеры. Ну и вообще, всё то, что обычно говорят в таких случаях.

«А за спиной директора стояла Лилия и, теребя кисточки на шали, пристально смотрела то на него, то на детей из бывшего восьмого „А“, — подумала Вета, — из бывшего моего класса».

Может быть, они собрали всех бывших «ашек» в одном кабинете — словно классный час, а, может быть, ходили по тем классам, по которым разбросало её детей, и тогда их новые одноклассники смотрели на директора с тоской и интересом — ругали-то не их.

«Задумайтесь, возможно, вы идёте не за теми лидерами». Она словно слышала, как произносит это директор, отдышливо и очень веско. Те, кто сидят на первых партах, вжимаются в спинки стульев, потому что директор нависает над ними каменной глыбой. Те, кто сидят дальше, тихонько радуются этому.

«Вывернуть всё наизнанку, найти других виноватых — так умно, так по-учительски», — думала Вета и сама замирала от мысли, что вчера она сама была учителем и говорила нужные формальные слова, потому что такие слова созданы как раз для того, чтобы все кругом понимали лучше. Это как специальный код. Как азбука Морзе, только ещё проще раз в десять.

«А голову ты дома не забыл?», «вам одну оценку на двоих ставить?», «так, вышел и зашёл, как положено!».

— Почему вы не рассказали всё мне сразу? — спросила Вета, глядя Руслане в глаза. Она не любила откровенных разговоров, но в этот раз, как и в сотню предыдущих, всё вышло не по её воле.

— А что мы должны были сказать? — криво усмехнулась Руслана, глядя исподлобья. — Что, мол, пугало у нас тут ходит и кушает детишек? И вы бы сразу нам поверили?

Вета не выдержала и опустила глаза. Она первая. Просто поняла, что уже давно проиграла им во все возможные игры. К чему теперь исходить на анализы?

— Хорошо. Теперь я всё знаю. Но в последнее время всё успокоилось, разве нет? Город перестал приходить за вами.

Руслана помолчала, рассматривая Вету, и та поняла, что говорить о пугале «город» у них пока ещё было не принято. Возможно, они даже не знали, кто прячется под изорванным сюртуком.

— Вы были с нами, — произнесла она, как само собой разумеющееся, и на лице дрогнуло сердитое выражение. — Жаннетта Сергеевна тоже не сразу догадалась, что нужно делать, но потом поняла, и всё прекратилось. А потом Жаннетту выгнали из школы.

— А потом выгнали меня, — в тон ей повторила Вета, глядя на уголок обоев, бежевых, с витиеватыми узорами-веточками.

Как ловко у них всё это выходило. Приняли — прогнали. Сказали: «Как хорошо, что вы приехали!», а потом выдали: «вы берёте двухнедельный отпуск». На что они рассчитывали? Что город за две недели съест всех, кто ещё остался в живых?

Вета молчала. Все её мысли были — просто роспись в собственной слабости. Что она могла сказать Руслане? Что город вчера приходил к ней, и что сбежать от него удалось только каким-то чудом? Руслана ждала от неё готового решения на блюде, а решения не было никакого, даже самого маленького и некрасивого.

— Я должна подумать, что нам делать, — сказала Вета и прикрыла глаза. Она знала, какого ожидать ответа.

— Так я и знала, что вы ни на что не способны, — с ненавистью и отчаянием выдала Руслана и вскочила. — Да вам будет всё равно, если мы умрём. Вы нас не любите!

Вета подняла голову и взглядами встретилась с Антоном. Он всё ещё стоял в дверном проёме, хотя его никто и не замечал.

«Учителя не для любви нужны? А ты попробуй, объясни это подросткам».

Руслана выскочила из квартиры, жестоко хлопнув дверью, а Вета осталась сидеть и теребить юбку на коленях. Антон опустился на подлокотник.

— Ну я и дура, — сказала она задумчиво. — Боже, какая дура. С чего я вообще взяла, что смогу быть учителем?

— Вовсе ты не дура.

Она сжимала и разжимала кулаки, не находя выхода тому, что творилось внутри. Слов не было, одни ругательства на языке. Лилия, змея, отточенный карандаш ей в горло! Жаннетта не могла даже предупредить, старая идиотка. Дети, всего лишь дети, но демоны побери! Могли бы хоть намекнуть, зачем устраивать эти гадости. Она стукнула кулаком по краю дивана и боли почти не почувствовала.

— Чёрт, Антон, они же все вокруг меня, все знали это! И ни один мерзавец даже не подумал рассказать. Я должна была им все: не бросать, любить, спасти. А они только делали таинственный вид и говорили мне, какой я плохой учитель. И родители эти, стая воронья… Хотя родители, наверное, ничего не знают. Они, может, только и знают, что их хулиганский класс ни один нормальный учитель после Жаннетты не возьмёт. Я полная дура.