Татьяна Мудрая - Доброй смерти всем вам…

В угрюмом молчании мы вышли с чёрного хода и погрузились в тёмно-зелёный мрак. Под ногами скользил влажный мох, которым затянулись тропинки, целые бороды свисали с ветвей, окутывали проёмы искусственных гротов и стену безбашенного замка. Папоротник-орлец разворачивал свои опахала на узких луговинах. В пруду плавали нимфеи и ненюфары, которые этим летом слегка потеснил водяной гиацинт. Дольмены пытались изобразить из себя кукольный домик или гномью конуру. Склеп гостеприимно распахнул бронзовые двери с двусторонней чеканкой по мотивам Калло — трупного цвета патина щедро одела все выпуклости. Внутри, как из-под толстого слоя морской воды, белел мраморный кенотаф. Прежний хозяин ещё в середине позапрошлого века наворотил тут всякой готичности, а потом то ли умер, то ли эмигрировал, завещав особняк под пролетарскую здравницу. Но как-то здесь никого не прижилось: по дому гуляли сквозняки, выдувая крупицы человеческого тепла и временами обрушивая потолочную лепнину или малярную стремянку, парк кишел бойцовыми отрядами чёрных крыс. Дератизирированию и перестройке всё это не подлежало: грунт был зыбучий и съедал любые фундаменты. Так что когда Хьярвард положил глаз на заброшенную деревенскую усадьбу, здесь размещался полуофициальный городской туалет. Уже давно взятый в кольцо многоэтажек. С крысами и гадюками мы тепло поговорили, параллельно заставив браконьеров уважать частную собственность. Человеческие отходы послужили отличным сырьем для саженцев, гармонирующих с общей мрачностью колорита. Самое страшное гнильё распилили и сложили низкими штабелями, превратив в клумбы и дерновые скамейки, а треснутый мрамор старых сидений отчистили до того, что они стали похожи на толстый шмат желтоватого старого сала с прожилками.

На одну из таких скамеек мы сели.

— Давай рассуждай, что именно ты понял в прадедовой кулстори, — приказала я, — Что-то ваше хвалёное красноречие вдали от питательной среды отказало, мессир.

— Не язви, тян.

— Я просто констатирую. Сама тоже не в лучшей форме. Может быть, ты на меня так подействовал.

Станислав глубоко вздохнул:

— Ну, если отвлечься от лирики и романтики. Старый денди зафейлил своё счастье и теперь пытается подбить под это костыли. Типичный моралфаг. Бамп!

Взмахнул рукой и заметно оживился. Должно быть, каждое моё жаргонное словцо рождает в нём сразу десяток.

— Кстати, Син, ты поняла, кто такие Дюпон-Ламуры? Дюпон и Морган — две династии америкосов-миллионеров. Первые сделали нехилую денежку как раз на взрывчатых веществах.

— Они — делу сторона. Ты внимательно слушал письмо погибшего? Что оно внутри тебя отпечаталось — не сомневаюсь. У Древнего Народа запоминалка безотказная. Получилось суховато — мальчик немного обиделся:

— Это ты про комплекс вины и первородного греха? Ну, ясно же.

— Нет, не про это. Ни муж, ни платонический любовник не хотели мять воск, пока он не обратился в упругий металл. Им не нужна была рабыня. Ни к чему — взрослое дитя, пускай даже сверхразумное.

— Погоди, — мой личный суперволк шевельнул бровью и нахмурил лобные доли. — Ну, отказалась дама. Да чем ему бы помешало явиться к ней через месяц и довершить выплавку младенца в её печи? Внедрить на вершине своего посоха, к примеру? Через границы вы шагаете не трудней, чем сквозь живую изгородь.

— Представь: лощёный франт и увядающая красавица. Вместе годы, десятки лет. Ему почти безразлично, кто перед ним: любовь плавно переходит в нежность и почитание. Но вот чувство Мари Анн не умеет измениться, как не меняется его объект. Ведь душа не стареет — она по-прежнему крылата, как в юности.

— Вот как. И что в этом страшного?

— Он — наркотик для неё. Чем дальше, тем невозможнее обойтись.

— Детка, но разве это не всегда так бывает? Ладно, не в одностороннем порядке. Разве похожего не желает всякий и каждый чел? Пленять — и быть пленённым?

— Может быть. Но никак не дирг. Не дитя Древнего Народа.

— Снова это заклинание. Древний Народ, Тёмный Народ, Не-смертные… Ты хоть вникаешь смысл этих идиом?

Я «вникла» в одно: Стан хитроумно ускользал от того, что я хотела в него вложить. Повторяла одно и то же в вариациях, получая остроумные ответы не по существу.

Наконец, мне всё это на хрен надоело, и я рванула всю паутину сразу:

— Не то плохо, что ты заделал мне какое-то непонятное дитятко. Не то, что мы составили идеальную пару Тай-Цзи и теперь никогда не сможем вернуться к прежней убогой цельности. Потому что калека, знающий о своём увечье, обладает гораздо большим достоинством, чем невежда.