Марина Дяченко - Мир наизнанку

— Кто следит за освещением?! — дискантом крикнул кто-то в глубине подвала. — Почему у вас половина софитов вообще не горит? Где прострел в правом дальнем углу?

Напряженная тишина разбилась. Разом начались движение, ворчание и ругань.

— Не ходите по кабелям! Под ноги смотрите!

— Конец смены, обед будет сегодня или нет?

— Я ухожу, у меня закончился контракт…

— Проверьте штекеры! Где-то искрит…

— Дежурного инженера ко мне! Немедленно!

Фигуры двигались в полумраке, соединяясь и распадаясь. Где-то капала вода, ворчали трубы, разными голосами звонили мобильные телефоны.

Лиза опустилась на бетон, на раздавленный мел. Горохов повернул к ней распухшее, в кровоподтеках лицо:

— Как вы это сделали?

Она не знала, что ответить.

Рыжий трехлапый кот мирно спал на диване. Горохов сидел, держа у лица пузырь со льдом, и время от времени вздыхал сквозь сомкнутые зубы. В его просторной, тщательно обставленной гостиной скучали гекконы в большом аквариуме и дымились на сервировочном столике две чашки кофе.

— Я открою вам страшную тайну, — сказала Лиза. — Людей нет.

— Не понял? — Горохов смотрел на нее из-под пузыря, как из-под огромной кепки.

— Людей нет. Мы все — фантомы и фагоциты. Тени, вещи, персонажи, отражения, перемещенные личности и еще, наверное, тысячу наименований. Мы придумали, будто живем среди людей, и это помогает: некоторые из нас даже хотят стать людьми. А фагоциты — те вообразили, что воюют за людей.

— Люди везде вокруг нас, — неуверенно предположил Горохов. — На улице. В толпе…

Лиза покачала головой:

— Нет. Человек — колоссальная редкость. И ценность. Понимаете?

— Нет, — грустно сказал Горохов. — Я просто кот. И сегодня я струсил так, как не пугался со времени памятной катастрофы.

— Вы никогда раньше не встречались с фагоцитами?

— Не было никаких фагоцитов, понимаете? До тех пор, пока я не взялся помогать вам, — фагоцитов не было! А теперь они есть, мало того — они были всегда! Они охотятся, видите ли, на фантомов, очищают информационное пространство, и мне, перемещенной личности, надо ходить с оглядкой! Потому что я, в отличие от вас, неспособен на ходу перекраивать действие, превращать палачей в экскурсантов, реальность — в имитацию, и если меня заловят в одиночку — от меня, кота, надежно очистят мир, будьте спокойны!

— Простите, — сказала Лиза.

— Вам не за что извиняться…

Он подобрал пульт от телевизора, валявшийся на ковре, и направил на плазменную панель на стене. Экран осветился.

— …пришла в ужас. Но, ты понимаешь, если сейчас его не окольцевать, потом он вообще не захочет. Надо вогнать его в какие-то рамки, пока возможно…

Шел сериал. Говорила молодая женщина, ухоженная, нарядная, с профессиональным макияжем.

— Наверное, — согласилась ее собеседница, милая простушка с рыжими колечками на висках. — А на ком он женится?

— На восемнадцатилетней девочке из провинции…

Горохов переключил каналы. Появился баскетбольный зал, и двухметровые мужчины с мокрыми от пота лицами повели борьбу за мяч.

Горохов выключил телевизор.

— Расскажите мне, как это, — сказал, помолчав.

— Что?

— Как это — быть человеком.

— Я не знаю. Я же не…

— Вы, по крайней мере, имеете представление.

— Ну… — Лиза задумалась.

Она вытащила колоду из кармана юбки. Карты скользили и шелестели, как новехонькие, и сами, кажется, просились, чтобы их перетасовали.

Чертежи и схемы помещений. Дорожные развязки, странички из паспортов, распечатки счетов и чеки из супермаркетов — все в черной рамке обгорелых краев. Лиза складывала их, карту к карте, тринадцать в ряд, и еще, и еще, пока не выложила все на ковре посреди комнаты, лицевой стороной кверху.

— Человек, — сказала Лиза, — способен жить сразу во многих измерениях. Он — волна, последовательность волн, как прибой. И он же — поток частиц, движение к цели, он замах и удар, он мотивация и действие. Он отбрасывает тени, создает вещи, творит проклятия, выдумывает персонажей. Мы все — плоские картинки, следы подошв на дороге или отпечатки зубов на огрызке яблока. Мы все осознаем себя в этом мире потому, что в нем существуют люди. Пусть они не ходят вокруг, но они — существуют, как идея, как ценность…

Горохов слушал ее с напряженным вниманием. Лиза, на секунду задумавшись, посмотрела вниз.

В этот момент узор на картах, случайным образом выложенных на ковре, соткался в единую картину. Лиза увидела дождь, подвижную поверхность луж, потоки воды на асфальте. Лиза увидела цветущий куст сирени, выкипающий из клумбы, будто каша из волшебного горшка. Брызги ударили ей в лицо, закружилась голова, и она упала в карты, будто в колодец, — под дождь.